Клинок инквизиции

Кто приносил детей, чтобы убить их у алтаря божества? Сама ли мать Катарина или адепты новой веры? Наверное, адепты – аббатиса, скорее всего, находилась при статуе бессменно. Учитывая множество подземных ходов, ничего невозможного в этом нет – наверняка где-то есть и выход в город. За окончанием строительства наблюдала мать Катарина, ей известны все лазы и тоннели монастыря.

Все это до сих пор казалось таким нереальным, странным, словно сошедшим со страниц готического романа. Думай как человек Средневековья, одергивала себя Настя. Просто прими это, иначе погибнешь.

Какое отношение к событиям в монастыре имел вервольф, она не знала. Может, никакого – просто еще одна потусторонняя тварь, примета темного времени. Хотя ведь оборотень ее не тронул. Знал, что она… кто? Избранная? Невеста?..

К чему ее готовят, она могла только предполагать, и предположения эти не радовали ни разнообразием, ни позитивом. Голоса в монастыре шептали: «Покорись, приди к повелителю, стань его невестой». В невесты ее прочили и почившая под топором тетушка Гретель, и обезумевшая сестра Мина. На то же указывали и действия человека в маске – подготовка к какой-то церемонии, проверка девственности.

Вряд ли это означало настоящую свадебную церемонию – Настя не могла себе представить первую брачную ночь с каменным идолом. Скорее всего, так обозначалось жертвоприношение божку. Как оно будет проходить, гадать не хотелось: то ли тело Одиллии от имени божества поимеет какой-нибудь жрец, то ли ее просто символически, со всеми почестями, прирежут на алтаре – конец один. Настя все же надеялась на второй вариант ритуала, это казалось ей не таким обидным и унизительным.

Она пыталась придумать способ побега, но вынуждена была признать: пока положение безвыходное. На руках кандалы, за дверью постоянно дежурят охранники, тюремщика в маске не разжалобить и не обмануть – он не проявляет никакой личной заинтересованности. Оставалось только ждать и надеяться, что Данилка узнает об ее исчезновении.

За окном сгущались сумерки. Еще одна ночь в Равенсбурге. Еще одна ночь вервольфа. Еще пролитая кровь. Кровь уйдет в землю, прорастет всходами истинного, абсолютного зла. Скоро работа вервольфа будет завершена.

Сенкевич

– Еще одна девка убита, чтоб она сдохла, – бурчал Клаус. – Не за тем, выходит, мы охотимся.

– Девка и так сдохла, – резонно возразил Сенкевич. – Мы пока не охотимся, а ведем расследование.

– Да как я погляжу, толстяк-то больше на вервольфа смахивает, – сказал демонолог. – Пытки любит, все такое…

– Ты тоже пытки любишь. Но не вервольф же.

Шпики доложили, что Инститорис отправился на ночную прогулку. Монах шел один по ремесленной улице, освещая дорогу факелом, то и дело пугливо оглядывался. Сенкевич с Клаусом пробирались переулками, выглядывая из-за домов, чтобы не упустить из виду пламя факела.

– Если он вервольф, то кого боится, чтоб он сдох? – озадачился Клаус.

– Патруля, охотников, свидетелей, – предположил Сенкевич.

Вскоре инквизитор подошел к маленькому покосившемуся домишке, требовательно стукнул в дверь. Ему тут же открыла хорошенькая молодая женщина. Инститорис затушил факел и скрылся в доме вслед за хозяйкой.

– Кажется, попался наш оборотень, – шепнул Клаус.

Сенкевич знаком приказал ему замолчать, тихо взошел на крыльцо, приник ухом к двери. Демонолог замер под окном.

Сначала в доме было тихо, слышалось лишь монотонное бормотание монаха – кажется, он молился. Набожный какой народ, подумал Сенкевич. Все-то они с молитвой: едят, работают, людей сжигают, в вервольфов перекидываются… Интересно, прежде чем с бабой переспать, тоже к богу апеллируют?

Затем раздалось и тут же смолкло тихое отрывистое рычание. Клаус встрепенулся. Рано, показал Сенкевич. Он хотел точно убедиться, что Инститорис вервольф, а как говорилось в прочитанных им книгах, обращение – процесс довольно долгий и постепенный. Так что требовалось застать инквизитора в образе волка. Если при этом пострадает бабенка – жаль, конечно, но сама виновата: нечего было пускать к себе оборотня.

Из дома донесся женский визг, стоны и громкий вопль Инститориса.

– Пора, – кивнул Сенкевич.

Вдвоем они слаженно ударили плечами в дверь, вынесли ее и влетели в дом.

На полу посреди комнаты в колено-локтевой позе стояла голая хозяйка. Сзади сосредоточенно трудился монах. Левой рукой он вцепился в волосы дамы и изо всех сил тянул их на себя, правой осенял брюхо крестным знамением. Он входил в женщину короткими собачьими толчками, с каждым поступательным движением стонал и приговаривал:

– О Господи, о Господи, о Господи…

С лысины градом катился пот, жирный живот содрогался, словно гигантская медуза на воде, по заднице ходили волны. Инститорис так увлекся своим занятием, что не обратил внимания на грохот и не сразу увидел незваных гостей. Зато женщина сориентировалась мгновенно – заверещала, выскользнула из-под инквизитора, оставив в его руке солидный пук белокурых волос, на четвереньках отползла в угол и замерла там почему-то лицом к стене.