Клинок инквизиции

– И опять не выйдет, – Сенкевич открыто издевался. – Он мне нужен, без него портала не получится. И потом, он же меня сдаст, и тебя сдаст. Ты что, не знаешь, что под вашими пытками все раскалываются?

– Ладно, – неохотно согласился Дан. – Ребята, возвращайтесь в казарму.

– Это прекрасно, дорогой друг, – сказал блондинчик. – Но мне думается, твое отсутствие не останется незамеченным.

– Как бы нам в пыточную за тебя не попасть, – сероволосый тощий парень выразился более определенно.

– Все будет хорошо, – успокоил Платонов. – Скажете, что я занимаюсь поиском вервольфа. А насчет пыточной не беспокойтесь, не думаю, что у Инститориса сегодня возникнет желание кого-нибудь допросить. Особенно тех, кто знает о его похождениях. Завтра – все, как договаривались.

Ближние вышли. Платонов, не убирая меча в ножны, опустился рядом с Сенкевичем. Чутко следил за каждым его движением, одновременно присматривая за пакостно скалившимся Клаусом. Алхимика он, видимо, определил как неопасного и внимания на него не обращал.

– Аарон, ужинать, – приказал Сенкевич.

Мальчишка быстро поставил на стол блюдо с хлебом, шваркнул посередине котелок с похлебкой. Сенкевич жестом пригласил Дана. Тот зыркнул злобным взглядом, отрицательно качнул головой.

– Боишься, что отравлю? – понял Сенкевич. – Ну как знаешь…

Аарон разлил по мискам аппетитно пахнущую похлебку, сел за стол. Клаус жадно набросился на еду: откусывал хлеб большими кусками, обжигаясь, шумно хлебал варево. Сенкевич осторожно попробовал:

– Неплохо. Очень даже.

– Я закладывал ингредиенты с алхимической точностью, – с гордостью заявил мальчишка.

Платонов поводил носом, тоскливо глядел на убывающую в котелке похлебку. Наконец не выдержал, придвинулся к столу, положив меч поперек колен. Сенкевич молча кивнул Аарону, тот поставил перед незваным гостем полную миску.

– Спать тоже с мечом в обнимку будешь? – поинтересовался Сенкевич.

– Спать не буду. Не надейся, – отрубил Платонов.

– Ну как знаешь. – Сенкевич доел, сыто потянулся, поднялся со скамьи. – Эх, закурить бы сейчас…

Только сказал – и зашелся в кашле.

– Докурился уже, – саркастически произнес капитан. – Рак?

– Дурак, – задыхаясь, выдавил Сенкевич. – Объект не курил. Здесь табака-то еще нет…

– А что с тобой? Туберкулез? – без всякого интереса спросил Дан.

– Прокляли меня… – Сенкевич достал платок, сплюнул, увидел красное, поморщился. – Пожелали захлебнуться кровью. Видно, колдун попался сильный. Вот и…

– Тогда тем более тебе поторапливаться надо, иначе рискуешь здесь и загнуться. Когда ты нас переместишь?

– В канун Дня Всех Святых, – сдавленно ответил Сенкевич.

Кашель постепенно утихал. Сенкевич отправился в свою комнату, завалился на кровать, блаженно вытянулся. Что-то устал после драки… Глаза закрывались сами собой. Он с трудом приподнялся, чтобы дунуть на свечу.

Скрипнула дверь. В спальню вошел Платонов с мечом наперевес.

– Ну чего тебе еще? – простонал Сенкевич.

Капитан мрачно посмотрел на него:

– Я сказал: глаз не спущу…

– Даже не думай, – непримиримо сказал Сенкевич. – Спать ты со мной не будешь.

– Даже не мечтай, – сурово откликнулся Платонов. – Ты ж не баба.

Он кинул в угол свой плащ, опустился на него, не сводя взгляда с Сенкевича.

– Твою-то мать… – тот дунул на свечу, со стоном откинулся на подушку.

– Завтра ночью идем на вервольфа, – в темноте сказал Дан. – Не знаю, как с тобой быть. Привести туда и связать? Или же связать и оставить здесь, под присмотром, скажем, Ганса?

– Не надо связывать, – прохрипел Сенкевич. – Я помогу.

Глава пятнадцатая

Дан

Посреди ночи Энгель поднялся, растолкал Андреаса. Вдвоем, стараясь ступать как можно тише, они отправились будить Ганса. Это было делом сложным и многотрудным: здоровяк спал сном праведника, а при внезапном пробуждении мог выдать непредсказуемую реакцию – заорать или, еще хуже, врезать, не разобравшись. Энгель с Андреасом заняли позиции по обе стороны от заливисто храпевшего Ганса, принялись настойчиво трясти его плечо.

– А… что… корова недоена? – в последний раз всхрапнув, выдал Ганс.

Ладонь Андреаса надежно запечатала ему рот, Энгель крепко ухватил за руки, шепнул:

– Т-с-с. Вставай, идем на охоту, как договаривались. Лук и стрелы из оружейной я спер еще вчера.

Убедившись, что товарищ пришел в себя, он отнял руку. Ганс уселся, потянулся, пробормотал:

– Иду-иду… ох, не к добру это…

Они взяли за дверью заранее заготовленные факелы, прошли длинным коридором, миновали, крадучись, келью брата Готфрида и выбрались через маленькую дверь хода для прислуги, которую Энгель ловко отпер отмычкой.

Ночь была холодной и темной. Ледяной ветер тащил по улицам сухие листья вперемешку с пылью, швырял в лицо, забирался под плащ, пытался затушить факелы. Прятаться нужды не было – Равенсбург с наступлением сумерек опустел, лишь изредка в ночи слышались шаги патруля. В случае чего их тоже приняли бы за караульный отряд.

Они отошли от ратушной площади и зашагали по торговой улице.

Ганс вдруг остановился, зажмурился, вытянул руки вперед, потом развел в стороны, потоптался на месте, выдал:

– Плохо…