Дан выхватил меч, оскальзываясь на грязи, кинулся на вопль, который прозвучал совсем рядом, как ему показалось, за ближайшим домом. Никого. Побежал дальше. Пусто.
– Эй! Кто здесь?
Он метался между домами, пока не столкнулся с Гансом и Андреасом. Барон, без рубахи, в плаще на голое тело, на ходу завязывал тесемки штанов.
– Что это было?
– Что-то будет… – эхом отозвался Ганс.
Втроем они снова обежали деревню, заглянули во все закоулки, сараи, ясли – ничего.
– Надо обшаривать кусты, – решил Дан. – Потом, если что, в лес пойдем.
В лес идти не пришлось. Она лежала в колючих зарослях за часовней. Дождь склеивал белокурые волосы, наполнял водой широко открытые, блестящие, словно живые еще глаза. Капли стекали по щекам, и казалось, Кильхен плачет. От платья и передника остались одни клочья, которые не могли прикрыть изуродованное страшными ранами тело. Кто-то – или что-то – вырывал целые куски плоти.
– Ее жрали, – прошептал Ганс. – Волк…
Дождь поливал оголенное мясо, осветлял, вымывая кровь из ран длинными розовыми нитями.
– Доченька… – простонали за спиной.
К трупу, шатаясь, шел Одо. Дан оглянулся: вокруг собирались селяне.
– Доченька моя единственная… – выл староста, – утешение мое…
Он упал на колени, пополз по грязи к кустам, раздвинул шипастые ветки голыми руками.
– Доченька… – Рыдая, гладил мокрые волосы, обнимал, баюкал как ребенка. – Кильхен моя… Будь проклят тот, кто это с тобой сделал…
– Оборотень, – шептались крестьяне. – Вервольф в Ребедорфе появился…
– Не надо было волков бить, – строго произнесла какая-то старуха. – Он отомстил за свое племя, вервольф…
Подошел хмурый Волдо, строго спросил:
– Вас зачем в караул поставили? Как недоглядели?
Староста вдруг поднял голову, отыскал взглядом Андреаса, долго смотрел ему в глаза. Потом вскинул дрожащую руку, выкрикнул с ненавистью:
– Вот он, убийца! Я сквозь сон слыхал, как дверь хлопнула! Она к тебе ходила!
– Это правда? – спросил Волдо.
Обычное красноречие отказало Андреасу, и он лишь растерянно кивнул.
– Бей вервольфа! – яростно выкрикнули из толпы.
– Голову ему отрубить!
– Колом сердце проткнуть!
– Сжечь, сжечь надо! Нечисть только огнем изводится! – визжала старуха.
А ведь Ганс был прав, мелькнула мысль. В конце концов с Андреасом случилась беда…
Люди подступили почти вплотную, беря ближних в кольцо. Мокрые от дождя лица кривились ненавистью и страхом. Откуда-то в руках появились колья и топоры:
– Воины Господни? Каты вы, убийцы! Мы вас на защиту звали!
– Назад! – рявкнул Волдо, обнажив меч.
Остальные ближние сделали то же самое. Крестьяне отпрянули.
– Именем Господа, приказываю: расходитесь по домам! Это дело святой инквизиции.
– Своих защищаешь? – прорыдал староста. – А кто защитил мою Кильхен?..
– Если он виноват, будет сожжен, – отрубил Волдо. – А тебя вызовут к инквизиторам для допроса, там все и расскажешь.
Обезумевший от горя Одо снова разразился слезами. По приказу Волдо ближние скрутили Андреасу руки.
– Я не виноват! – выкрикнул тот. – Я ничего ей не сделал! Переспал только, а потом она ушла!
Дан тихо произнес:
– Мне нужно осмотреть тело и место вокруг него.
Волдо удивленно вытаращился на него:
– Зачем? И так ясно, что она мертвая.
И как объяснить ему, что такое осмотр трупа и места преступления? А даже если и втолкуешь, как обосновать такие знания у простого солдата? Дан решил воспользоваться статусом Клинка инквизиции, беззастенчиво соврал:
– Мне был голос. Господь указал, что делать. Здесь есть следы убийцы.
Волдо недоверчиво покосился, но ничего не сказал, лишь молча кивнул. Ближние оттащили плачущего Одо. Дан обошел вокруг кустов, внимательно глядя под ноги. Если какие-то следы и были, их давно уже размыл дождь. Приблизился к Кильхен, склонился над телом.
Он насчитал десять ран – неровных, глубоких, окруженных кровоподтеками. Правая грудь была выдрана полностью, левое плечо разорвано до кости. Вокруг увечий явственно виднелись следы огромных клыков. Ганс был прав: девушку просто сожрали. Какой величины должна быть пасть, какой силы сжатие челюстей, чтобы выкусывать такие куски плоти? Эксперта бы сюда да оборудование лабораторное… Но и без них Дан мог сказать: ни собаке, ни волку такое не под силу. Разве что льву. Но откуда здесь взяться львам?
Кильхен должна была испытывать страшные муки и умирать долго. Но почему она так мало кричала? Потеряла сознание от ужаса и боли? Дан осторожно отодвинул пряди мокрых волос, закрывавшие шею девушки. На коже виднелись темные следы и глубокие царапины. Дан ощупал горло: гортань не раздавлена, да и лицо не побуревшее – причиной смерти была не асфиксия. Убийца лишь слегка придушил Кильхен, отключил ее, чтобы не трепыхалась, а потом жрал. Живую. Пока не истекла кровью.
Его внимание привлек маленький темный комочек, висевший на колючей ветке возле головы жертвы. Дан снял его, потер в пальцах. Это был клок серой шерсти.
Настя
– Они здесь, – испуганно прошептала сестра Мария.
– Кто?