Клинок инквизиции

Гася недоброе предчувствие, Дан двинулся за инквизитором по темному коридору. Как он и опасался, Шпренгер привел его в пыточную.

В уже знакомой комнате румяный палач раскладывал на лавке жуткие инструменты, врач бинтовал обрубленную руку Катарины. За столом довольно пыхтел Инститорис.

– Будешь присутствовать на допросе, – пояснил Шпренгер.

Дана охватило омерзение. Он знал, видел, на что способна Катарина, и перед глазами до сих пор то вставали кости, выпавшие из ее котелка, то лицо пожранной вервольфом девушки. Но мысль о пытке была ему глубоко противна.

Шпренгер положил руку на его плечо:

– Через это нужно пройти. Ты особый воин, Клинок инквизиции. Ты должен знать и видеть все, что здесь происходит. Дабы вера росла и крепла в тебе, ведя к новым свершениям во имя господа.

От высокопарных речей сделалось еще гаже, однако Дан молча кивнул.

– Тебе не придется пытать, – заверил Шпренгер. – Для грязного дела есть палач, инквизитор лишь наблюдает, направляет и ведет допрос. Когда-нибудь ты станешь настоящим инквизитором, Клинок.

– Это мы еще посмотрим, – заворчал Инститорис, недовольный тем, что допрос все оттягивается. – За дело! Доктор Фиклер?

– Женщина здорова, – доложил врач.

– Обрейте ее.

Доктор замялся:

– Но ведь это работа монахинь…

– Случай исключительный. Женщины слишком опасны, мы не можем допустить к ним сестер. Это сделает Зальц.

С Катарины сорвали одежду, усадили на скамью, палач взялся за ржавую бритву. Ведьма не сопротивлялась, казалось, даже не замечала своей наготы. Она лишь тихо постанывала, баюкая раненую руку. Спутанные седые волосы клоками падали с головы, хоть немного прикрывая сморщенные отвислые груди, дряблый живот, красноватые артритные колени.

– Встань, отряхнись, – приказал палач. – Готово, святой отец.

– Брить везде, – коротко бросил Инститорис. – Нужно осмотреть все тело.

Недовольно морщась, палач продолжил работу: видно было, что это не доставляет ему особого удовольствия. Дан отвернулся.

– Герр Фиклер, приступай. А ты, Клинок, подойди сюда, присядь возле нас.

Дан опустился на лавку между инквизиторами. Шпренгер смотрел на ведьму спокойно и сурово, его охранник, брат Адольф, как всегда, сохранял полнейшую невозмутимость. Инститорис же явно не мог справиться с возбуждением, которое охватывало его все сильнее. Он покусывал жирные губы, перебирал коротенькими пальцами. И опять очень хотелось врезать ему по морде.

– Что там, герр Фиклер?

– Два пятна, – доложил доктор. – Похожи на печать дьявола. Сейчас проверим…

Уже знакомая Дану длинная кривая игла вонзилась в синеватую родинку под лопаткой женщины. Катарина вздрогнула, но промолчала.

– Она не чувствует боли. Сейчас… – Герр Фиклер вонзил иглу глубже, повернул под кожей. Ведьма застонала. – Нет, не чувствует. Проверим второе.

Теперь игла вошла в пятно на правой груди обессиленной Катарины. По сморщенному лицу потекли слезы.

– И это нечувствительно, – заключил герр Фиклер.

– На теле подозреваемой обнаружены две печати дьявола, – проговаривая вслух, принялся писать Инститорис. – Одна в форме подковы, вторая похожа на… – Он близоруко прищурился.

– Паука, – подсказал Шпренгер.

– Символы Сатаны. – Инститорис перекрестился. – Итак, Катарина Блау, знаешь ли ты, зачем тебя привели сюда?

Женщина молчала. Инквизитор повторил вопрос – снова молчание. Палач с силой ткнул Катарину кулаком в бок. Словно очнувшись, она проговорила:

– Меня обвиняют в ведовстве, добрый господин…

– Очень хорошо, очень, – лицо Инститориса расплылось в приторной улыбке. – Признаешь ли ты, что им занимаешься? Помни, Катарина: тебя поймали на преступлении.

– Я ведьма, добрый господин, – ничего не выражающим голосом произнесла женщина. – Я признаю это.

Инститорис недовольно поморщился:

– Что ж, превосходно. А признаешь ли ты, что убивала и ела младенцев?

– Да, добрый господин.

– Готовила из мертвых тел порошки и мази для колдовства?

– Да.

– Бывала на шабашах?

– Да.

– Обращалась в волка?

Катарина снова замолчала, лицо Инститориса осветилось счастливой улыбкой.

– Катарина Блау, признаешь ли ты, что обращалась в волка и нападала на девушек?

– Нет, добрый господин. Этого не было.

Голос инквизитора стал вкрадчивым:

– Подумай хорошо, Катарина, или мы вынуждены будем подвергнуть тебя пытке.

– Я никогда не делала этого, добрый господин…

– Дьявол слишком силен в ней. – Шпренгер рывком поднялся из-за стола. – Ноги в тиски.

Палач ловко надел на ступни Катарины железные приспособления, закрутил винт. Пальцы ног посинели, из-под ногтей выступила кровь.

– Ты не должен отворачиваться, Клинок. Это малодушие, – заметил Инститорис. – Катарина, признаешь ли ты, что обращалась в волка?

– Не было этого! Не было! – истошно кричала женщина.

Инститорис кивнул палачу, тиски сжались сильнее. Катарина потеряла сознание, под лавкой расплылась лужа мочи. Палач прошел в угол, зачерпнул ковшом воды из бочки, плеснул в лицо подозреваемой. Та очнулась и едва слышно застонала.