Клинок инквизиции

– За что? Я ничего не сделал! Я просто упал от страха… и больше ничего не помню…

Бродягу увели.

– Его нашли спящим неподалеку от тела Марты. Когда протрезвеет, будет допрошен со всей строгостью, – пояснил инквизитор. – Быть может, убийца именно он, хотя я в это не очень верю. Что ж, братья. Вынужден признать: вервольф до сих пор не найден или их несколько. Нужно спасать горожан, и это – дело воинов Христа. Клинок, так как, ты говоришь, звали ту девушку из Ребедорфа?..

* * *

Волчьи головы, выбеленные инеем, словно сединой, и, несмотря на холод, густо покрытые мухами, смотрели на всадников пустыми глазницами – глаза повыклевали вороны. Только их хриплое карканье нарушало тишину над Ребедорфом. Все вокруг будто вымерло – не слыхать было даже скотину.

Отряд встретил Одо – сгорбленный, похудевший и постаревший за эти два дня на десять лет.

– Пришли нам мужчин с мотыгами и лопатами, – приказал Шпренгер. – Клинок, веди на кладбище.

На погосте было множество ворон. Сидели на кустах, деревьях, ограде, черным ковром покрывали землю, смотрели на людей требовательно – будто ждали кормежки.

– Плохо будет, – прошептал Ганс. – Дурной знак…

Дан шикнул, боясь, что услышит Шпренгер. Странные способности товарища могли вызвать у инквизитора недобрый интерес.

Отыскав свежую могилу, Шпренгер вопросительно взглянул на Дана.

– Да, здесь похоронили Кильхен, – подтвердил он.

– Копайте, – приказал инквизитор. – Остальные ступайте за дровами. Тело Марты я тоже приказал сжечь, – тихо добавил он. – И если, да не допустит этого господь, будут еще жертвы, с ними поступят так же.

Смерзшаяся земля трудно поддавалась мотыгам, откалывалась кусками. Вскоре крестьяне скинули теплые поддевки, остались в одних рубахах.

– Ну вот, – пробубнил тощий жилистый мужик, – дали б нам вчера с ней расправиться, раз так. Только нос мне зря разбили. Да еще выкапывай теперь ее, ведьму проклятую…

– Клинок сделал правильно, добрый человек, – строго произнес Шпренгер. – Нельзя допускать самоуправства. Ваш поступок стал бы бунтом и осквернением тела усопшей, по моему же приказу, сожжение – законное деяние.

Прошло довольно много времени, пока не раздался глухой стук мотыги о крышку гроба. Домовину вытащили из ямы, поставили возле уже готового кострища.

– Открывайте, – приказал Шпренгер.

– Ну уж нет, господин, – заныл тощий крестьянин, – уж пусть твои люди сделают. А нам страшно. Как выскочит оборотница…

Инквизитор кивнул:

– Волдо, Клинок, займитесь.

Дан взял у одного из крестьян топор, сбил крышку, оттащил в сторону. Кильхен выглядела так, словно заснула: тление не коснулось ее, лицо лишь слегка осунулось, но от этого странным образом девичья миловидность превратилась в яркую, соблазнительную женскую красоту. Губы на фоне бледной кожи выглядели неправдоподобно алыми, словно покрытыми кровью.

– Как живая, – ахнул тощий, глядя на тело с почтительного расстояния. – Совсем ничего с ней не стало, похорошела только. Точно оборотень…

Холод стоит, вот тело и сохранилось, подумал Дан, но вслух говорить не стал – бесполезно бороться с суевериями, все слишком напуганы. К тому же Шпренгер был прав: неизвестно, как укус вервольфа действует на людей. Платье покойницы, с глухим воротом и длинными рукавами, скрывало увечья на теле Кильхен.

– Нужно осмотреть труп, – тихо сказал Шпренгеру Дан.

– Зачем?

– Если она оборотень, раны должны были затянуться.

– Мы не можем раздевать ее при людях, – шепнул инквизитор. – Это будет выглядеть глумлением. А везти тело в Равенсбург слишком опасно.

Кильхен уложили на кострище, гроб разломали на дрова. Сухо щелкнуло огниво – костер занялся, жарко полыхнул в безветренном морозном воздухе. Возле часовни постепенно собиралась толпа: жители Ребедорфа пришли полюбоваться зрелищем.

– Нет! Нет! Не надо! – к костру подбежал староста. – Зачем, зачем, добрые господа?..

Шпренгер кивнул Волдо, солдаты оттащил несчастного. Одо забился у них в руках, вырвался с неожиданной силой, бросился обратно, прямо в огонь:

– Погоди, Кильхен, я сейчас…

Его вовремя вытащили, сбили пламя, толкнули прочь. Староста уставился безумными глазами на костер и затрясся в тихом смехе.

– Ума лишился, – подходя, сказал Энгель.

– Кильхен, доченька моя, встает, – хихикал Одо.

В толпе раздались крики ужаса, заплакали испуганные дети. Покойница медленно поднимала объятые огнем руки.

– Вставай, Кильхен, – кричал староста.

– Ведьма! Оборотница! – шептали крестьяне.

– Подкиньте дров, – невозмутимо командовал Шпренгер.

Костер пылал долго. Поднималась в воздух жирная сажа, оседала на белом снегу. Наконец от Кильхен остались одни обгорелые кости.

– Закопать, – приказал Шпренгер. – Надеюсь, теперь убийства в Равенсбурге и окрестностях прекратятся.

Наутро к ратуше принесли искалеченный труп десятилетней девочки. Неизвестное чудовище изуродовало ребенка, вырвало из тела большие куски плоти. Вервольф продолжал охотиться.

Настя

– Твоему преступлению нет оправдания. – Взгляд матери Анны был суров и холоден, осунувшееся лицо выдавало усталость. – Обет, данный Господу, непреложен, сестра Агна, и ты это знаешь.

Настя молчала.