— Ты лично? — произнес наконец Кразка, когда убедился, что все в порядке. — Ничего не сделал, разве что взял принадлежавшее мне по праву.
Кразка извлек из ножен свой клинок из абиссума и осмотрел его лезвие в свете ближайшего факела.
— Это я должен был стать королем, после того как в конце концов отказало сердце Джагара. Но благосклонность Шамана к твоему папаше означала, что вместо меня корону получишь ты. Ну, твой папа, возможно, и был равен мне во владении мечом, а возможно, и нет, — думаю, мы никогда этого не узнаем, поскольку он давно уже далеко. Но он и понятия не имел о тактике на поле боя. Это я спас положение в Красной долине. Но и тут — тоже никакой благодарности.
Из клетки сверху раздался резкий звук, который мог быть сдавленным смехом.
— Ты завидовал? Ты сделал все…
Кразка сощурил глаз, и мир вокруг словно вспыхнул красным. Не успев опомниться, он направил ствол своего смертоносного оружия вверх, на клетку, но в последний миг сдержался и, прокрутив его трижды, вернул в кобуру на поясе.
— Это была не столько зависть, сколько досада, — заявил он. — Меня достали эти
— Ты… хотел быть героем?
— Не-а. Я хотел быть
— Но…
— Работаешь с тем, что имеешь. Я не великий лорд–маг и не принц из Низин. Боги мертвы, и всех нас в конце ожидает тьма бесконечности. Нет смысла устанавливать себе в жизни какие–то пределы. Сентиментальность ничего не стоит. Смотри, к чему она привела твоего папу. Год проторчал в клетке, а теперь его преследуют до самого края земли, потому что он позволил семье стать помехой делу.
И тут прозвучал усталый голос:
— Для человека, который гордится своими действиями, ты много говоришь. Мальчик умирает. Оставь его.
Оргрим Вражий Молот, вождь Восточного предела и заместитель командующего армией Сердечного Камня, присоединился к Кразке на бруствере над западными воротами. Его бородатое лицо было осунувшимся, а глаза — черными, как полночь, от недостатка сна. За Оргримом шла Рана. В новой роли старшей чародейки городского круга она чувствовала себя не в своей тарелке, что отражалось на ее худощавом лице.
— Вы двое являете собой жалкое зрелище, — живо проговорил Кразка. — И ты опоздала, женщина. Я сказал — на рассвете, а не когда–тебе–на–хрен-заблагорассудится.
— Прости меня, мой король, — произнесла Рана подрагивающим голосом. — Мой племянник пропал прошлой ночью. Я его искала, но без толку.
— А-а.
Кразка впервые всмотрелся в лицо женщины. Нос был явно похож. Не говорил ли тот парень, которого он привел к себе прошлой ночью, что его тетка — чародейка? Он одарил ее широкой улыбкой.
— Будем надеяться, он вернется домой живым и невредимым. А сейчас есть другие дела, требующие нашего внимания.
Кразка запустил руку под плащ и извлек стальную трубу, которую принес Вулгрет из Северного предела. По крайней мере, так рассказал Кразке этот странный воин: многое насчет Вулгрета не сходилось.
Король–Мясник поднял подзорную трубу и приставил узкий конец к здоровому глазу. Мир впечатляюще изменился в размерах, стали видны во всех деталях скованные инеем сосны и замерзшие ручьи, блистающие в первом свете нового дня. И пересекающая полотно ослепительно белого снега темная линия армии на марше.
— Они в пути, — проворчал он.
Оргрим нахмурился.
— Ты сказал, что подкрепления будут здесь к сегодняшнему утру. Если силы Мейса подтянутся раньше, чем отряды Хротгара, то нам кранты. И армия Зеленого предела постепенно приближается.
— Люди Брэндвина лучше коз трахают, чем с мечом обращаются. — Голос Кразки был полон презрения. — Я перебил всех настоящих воинов Зеленого предела во время их мятежа четыре года назад. Ты спроси нашего мальчика.