Клинок мертвеца

— «Ты была верной и талантливой ученицей», — цитировала Затора. — Как это великодушно с ее стороны! И все же Белая Госпожа никогда не смогла бы дать мне то, чего я хотела. Вечной красоты. Вечной жизни. Всего, что предлагает магия крови. Постой–ка — тут еще кое–что: «Я знаю, Затора. Я знаю. Считай это моим даром тебе».

Какой дар? Что знает эта дрянь…

Пергамент неожиданно вспыхнул блистающим серебром, так ярко, что из глаз Коула брызнули слезы, ослепив его на мгновение.

Когда его зрение прояснилось, Затора дрожала, как лист на ураганном ветру. Она охнула, и ее тело, обволакиваемое серебристым сиянием, поднимавшимся от пергамента, начало причудливо искривляться, затрещали конечности. Первыми, как сухие прутики, надломились руки. Затем стали дробиться ноги, из разорванной кожи показались белые осколки костей. Наконец треснул позвоночник, и она жутко задергалась, словно марионетка, пляшущая на нитях безжалостного кукловода. С леденящим кровь визгом Затора рухнула на пол.

Коул неожиданно обрел свободу движений, магия, которая держала его застывшим на месте, разбилась вдребезги, как скелет женщины, лежавший напротив. Даварус бросился к столу, изо всех сил сдерживаясь, чтобы его не стошнило при виде бесформенной массы плоти, которая несколько мгновений назад была живой женщиной. Он схватил заплечный мешок, быстро заглянув внутрь, чтобы убедиться, что Полуночница в порядке, а затем рванулся к двери.

«К дьяволу послание Белой Госпожи. Я делаю ноги». Припомнить бы еще, как выйти из дворца…

Дверь в апартаменты Заторы открылась, и капитан стражи, Эрик, врезался прямо в Коула. От изумления солдат выронил бутылку вина, которую держал в руке, и она разлетелась на тысячу осколков, а продукт лучших виноградников Кархейна выплеснулся на Даваруса. Коулу удалось остаться на ногах. Глаза капитана округлились, когда он увидел на полу труп советницы короля, и его рука потянулась к мечу, висевшему на бедре.

— Убийство! — крикнул он. — Стража, к оружию!

Коул в ужасе огляделся, но бежать было некуда, кроме как прямо на фигуру в шлеме, которая закрывала собой дверной проем. Бросившись вперед, он врезал стражу в лицо ногой в сапоге. Эрик брякнулся оземь, и в следующий миг Даварус, оказавшийся возле него, выдернул Проклятие Мага из–за пояса капитана. Вокруг клинка тут же возникло голубое сияние.

Перепрыгнув через лежавшего гвардейца, Коул выскочил в коридор.

Прямо на него бежали три стражника с копьями наперевес. Даварус подался назад, но там его схватила чья–то рука. Это был Эрик, нос которого являл собой кровавое месиво. В отчаянии Коул, лишенный выбора, развернулся и всадил Проклятие Мага в шею капитана. Юношу наполнило тепло — жизнь Эрика покидала тело и переходила через кинжал в Даваруса. Это ощущалось как нечто совершенно неправильное. Совершенно неправильное и тем не менее восхитительно прекрасное.

Первый из копьеносцев сделал выпад, и Коул изогнулся. Его рефлексы были невероятно быстрыми, а движения — естественно плавными, не чета неуклюжему стражнику. Проклятие Мага вскрыл тому горло, и в тело Коула влилось еще больше силы.

«Да, — громыхал голос откуда–то изнутри. — Убей их. Убей их всех, дитя».

Два оставшихся стражника попытались взять его в клещи, но его уже было не остановить, он превратился в смертоносный механизм. На его лице заиграла безумная усмешка, он отбил в сторону одно копье, сделал выпад и услышал сдавленный стон, когда теплая кровь брызнула ему на руку. Коул почувствовал движение позади себя, но оно было смехотворно неловким, как будто человек двигался сквозь смолу. Похититель полоснул его по лицу, а затем всадил кинжал стражу в сердце, прежде чем крик успел сорваться с его изуродованных губ.

В его ушах загромыхал целый хор бьющихся сердец. Обернувшись, он увидел толпу стражников, бежавших на него. Он не стал их считать. Не было нужды.

Оттолкнувшись ногой от стены, он развернулся и сбоку всадил кинжал в шею одному из нападавших, тот камнем рухнул наземь. Снова прыгнув, каким–то образом помчался вдоль стены, копья стражников вокруг него — словно стебли пшеницы, которые лениво полоскались на ветру, а он — коса, неотразимая и неодолимая. В считаные мгновения все они оказались мертвы. Внутри него бушевала ярость, но внешне он был тенью, мраком, шагавшим со свирепой улыбкой по коридору, оставляя за собой только тела.

Похититель плавно вошел в большую прямоугольную комнату, тронный зал, судя по креслу с высокой спинкой на возвышении. В нем сидел мужчина в лоскутной мантии, сшитой из сотен кусочков тканей всевозможных цветов и оттенков. На голове у него была серебряная корона. «Король, — произнес с отчаяньем тоненький голосок. — Остановись!» Но его заглушил все тот же беспрестанный рефрен:

«Убей их всех. Убей их всех, дитя».

Полдюжины стражников с поднятыми арбалетами образовали защитную стену перед троном. Услышав череду щелчков, он увидел помчавшиеся к нему стрелы, которые вращались на лету.