Клинок Минотавра

– Старуха умерла летом. И мне пришлось переселиться, – Владлен Михайлович сидел ровно, и Женька не могла отделаться от ощущения, что все происходящее вокруг – чья-то дурная шутка. – Не потому, что обо мне беспокоились, но перед людьми неудобно было. Старый дом заколотили. А в новом, я уже говорил, мне не слишком-то рады были. Отчим стал попивать, а выпив – полюбил рассказывать, какой он благородный человек… тьфу. Мне было тоскливо это слушать. Потом он руки распускать повадился. Я пару раз дал сдачи, так мать истерику устроила. Вот я и решил, живите, как хотите, а я уйду… с Галочкой только нехорошо вышло. Она мне действительно нравилась, но… над Тавровскими и вправду проклятие висит. Не видать им счастья. Уж не знаю, чем мои предки так Бога прогневили.

Женька молчала. Слушала. Ждала. Она чувствовала, как уходит время песком сквозь пальцы… а Вовки все нет и нет…

– Я, когда уезжал, не знал, что Раечка беременна…

– Вы же Галину любили!

– Любил. Но Раечка легкого нраву была, я же молодой, живой. Мне, деточка, хотелось не только о высоком беседы беседовать. Вот и вышло. Уехал я и поступил в военное училище. Дальше – обыкновенно все. Доучился. Встретил подходящую женщину. Женился. Поездил по нашей великой родине. Мой сын появился на свет в Мелитополе. И я был счастлив. Позже родилась и дочь… это, пожалуй, было самое спокойное время во всей моей жизни. Я забыл и про княжну, и про проклятье. Порой сам себе удивлялся, что верил… этакому.

Владлен Михайлович хмыкнул.

– Сюда я вернулся по случаю. Перевели меня. Ну и недалеко оказалось. Интересно глянуть, что и как, все-таки родина, люди близкие. Я знал, что мать моя к тому времени умерла, и супруг ее… и надо было бы на могилки сходить. К старухе опять же. В общем, вернулся я с семьей, а тут Галочка со своим музеем. Она говорила, говорила, а у меня все плыло перед глазами… как представлю, что эти археологи доморощенные в склеп полезли, так прямо ярость накатывает. Нельзя мертвых тревожить… потом она нас в музей повела. Она гордилась собой, показывала осколки чужой жизни… и портрет… откуда взяла? Моя прапрабабка была красавицей, но не в этом дело, а в том, что глядела она на меня! Живая, и с презрением глядела, мол, как я допустил такое… а клинок лежал в витрине…

Поднявшись, Владлен Михайлович подошел к портрету.

– И на него она смотрела. Я сразу понял, что должен сделать, только… струсил, наверное. Я же был советским человеком, лишенным исторических корней, не верящим в мистику… отступил. И тогда она забрала моего сына.

Он вздохнул и добавил:

– Обоих сыновей. В тот приезд я встретился с Райкой. Она почти спилась, но как-то держалась, не иначе чудом. Заявилась клянчить денег, потом плакаться начала, что я, мол, бросил ее, беременную, на произвол судьбы. И мальчонку притащила. Игорек-то старшенький, ему было уже лет пятнадцать, младшенькому – одиннадцать… подслушивать любил. И услышал. А он всегда хотел брата… знаешь, часто дети ссорятся, делят родительскую любовь, эти же двое друг друга встретили… княжна свела, не иначе.

Или он привык все беды на княжну валить.

– Игорек предложил музей спалить…

– Почему?

– Я… рассказал им про княжну, про наше наследие, про то, что нельзя тревожить могилы. Не знал, что мальчики примут историю так близко к сердцу.

Он слезливо вздохнул.

– Я бы не позволил им, а они ни слова не сказали… Игоречек с огнем баловался уже… он хоть старшенький, а слабее, ведомый. Вот Валерочка – дело иное, но брата любит. С сестрой никогда взаимопонимания не было.

– Они подожгли музей?

– Верно, Женечка. Сперли керосина бутыль, спички. Взломали сначала, забрали клинок и портрет из рамы вырезали. Варварство, но мальчики не желали княжне зла. Мои мальчики хорошие, это все проклятье…

Его прервали шаги.

И голос.

– Папа, не надо с ней разговаривать, – этот голос заставил Женьку вздрогнуть. – И не расстраивайся. Все будет хорошо. Ты же мне веришь?

Человек в маске быка.

– Не стоит убегать, – строго сказал человек. – Твое время еще не пришло.

Два дня, проведенные в поместье, прояснили некоторые детали, каковые прежде казались Натану Степанычу незначительными. Впрочем, за жизнь свою, нелегкую, но и не сказать, чтобы пролегавшую по мукам, он не раз и не два убеждался, что такие вот незначительные детали весьма и весьма важны. И сейчас Натан Степаныч, закончив писать письмецо для начальства, потянулся.

Старые кости ныли к перемене погоды.