Клинок предателя

– Какое оружие плащеносца самое действенное? – спросил нас король Пэлис. Он стоял на невысоком помосте посреди двора, и все сто сорок четыре плащеносца внимали королю. Наступил первый день весны, и плащеносцы впервые должны были отправиться по всем городам и весям, чтобы принимать прошения и применять королевский справедливый закон на деле. Мы прошли обучение, долго готовились и наконец-то собрались в путь. Но король, не упускающий случая поговорить, решил преподать нам последний урок, прежде чем мы начнем служить.

– Самое лучшее оружие – клинок, – прокричал кто-то.

Король покачал головой.

– Есть нечто получше клинка.

– Это клинок Кеста, – ввернул кто-то.

Все засмеялись.

– Соблюдение тайны.

Король вновь не согласился:

– Лучше всего вы сможете служить лишь тогда, когда люди будут знать, кто вы такие и что им несете.

– Скорость!

– Сила воли!

Так продолжалось несколько минут, и король посмотрел на меня, словно ждал, что я отвечу.

– Наши плащи. Они защищают нас от всякой опасности. Они крепки и могут противостоять клинкам противника. Они легки, и потому в них мы можем двигаться быстрее, чем рыцари в доспехах. Они теплы и согревают нас в морозы. В их карманах хранится все необходимое для выживания. Наши плащи и есть самое действенное оружие.

Остальные согласно закивали.

Но Пэлис покачал головой.

– Ах, Фалькио, даже ты… Нет, плащи – это всего лишь вещь, которую у вас могут отобрать.

– Никогда! – вскричал кто-то.

Король поднял руку, чтобы воцарилась тишина, и подошел к самому краю помоста.

– Ваше самое действенное оружие – это ваша рассудительность, – просто сказал он. – Все остальное оружие есть и у других, и у вас его могут отнять. Множество мужчин и женщин владеют клинками, любой может драться, скакать и убивать. Но только вы, мои магистраты, только вы можете вынести верное решение. Вы знаете закон, и не только слова, а прежде всего его значение. Именно поэтому мы переложили законы в песню, чтобы их запомнили! Вы будете пропевать вынесенный приговор, чтобы он сохранился в умах и сердцах жителей надолго после того, как вы оставите их селение. Вы обладаете величайшей способностью судить не ради наказания, но ради исцеления сердец, разбитых нарушением законов. Именно это выделяет вас из толпы. Мои плащеносцы, когда для вас наступит тяжелейший час – а их будет много, не стоит заблуждаться на сей счет, – в самый тяжелейший час обратитесь к своей рассудительности, к голосу и пойте слова закона.

Обратитесь к своей рассудительности, к голосу и пойте слова закона. Именно так я и поступил, когда палач охаживал меня кулаками. Попытки убедить моего мучителя в том, что он заблуждается, не увенчались успехом, хотя, очнувшись на следующее утро, я с удовольствием отметил, что он напевает мелодию королевского закона о свободе перемещения. Наверное, он устыдился этого, поняв, что я заметил, и потому отметелил меня еще сильнее, чем накануне.

К концу четвертого дня пребывания в камере моя жизнь почти подошла к концу. Несмотря на целебные мази, которыми они умащали мое тело, чтобы я не смог упокоиться с миром, на мне не было живого места. Когда они освободили меня от цепей, я даже пальцем не мог пошевелить, не говоря уж от том, чтобы замыслить побег. Пертинцы верят, что именно в такой миг с небес спускается ангел, чтобы выслушать ваше последнее слово.

– Это и есть величайшая надежда Пэлиса? – произнес голос. На ангельский он не слишком походил, поэтому я разлепил веки.

Передо мной стояла женщина в возрасте. Стройная, с прекрасной фигурой, в темно-красном платье. Драгоценности были подобраны в цвет наряда: рубины блестели у нее в ушах и обвивали шею. Седые волосы, уложенные в сложную прическу, венчали строгое лицо, очерченное морщинами. Она не была красива – наверное, даже в молодости не блистала красотой, – но в острых чертах и ледяных глазах таилось нечто обольстительное, словно она знала все тайные желания и потребности человека и могла подчинить своей воле любого: хоть знатного, хоть простолюдина.

А затем я разглядел перстни на руке – целых семь, больших и вычурных, напоминавших колесо. Несмотря на слабость, я бросился вперед, чтобы убить ее.

Палач, которого я прозвал Уф, потому что только это я и мог вымолвить во время побоев, схватил меня за руку и удержал. Он мог бы даже не дергаться. Силы мои иссякли, и, не держи он меня, я сам бы рухнул на пол. Уф для порядка сунул мне кулаком в лицо и отбросил к стене.

– Уф, – выдохнул я.

– Да что вы! Исполнение приговора без суда и следствия? Полагала, что плащеносцы выше этого, – сказала герцогиня Патриана.

– Ты убила Тремонди, стерва, – выкашлял я кровавый сгусток, надеясь, что не лишился последних зубов. – Сама это сделала? Или наняла кого-то? Клянусь, если это была твоя дочь, я лично выпущу ей кишки.

Она посмотрела на меня сверху вниз, даже не дрогнув лицом.

– Неотесанный чурбан. Деревенщина. Мразь.

– Тогда тебе лучше убраться отсюда. А то я собирался рассказать Уфу о правах крестьян и договорах с землевладельцами.

Она улыбнулась.