Клинок предателя

– А, королевские законы! Такие справедливые, такие благие: овладеть ими – все равно что овладеть силой сияния солнца и луны. А когда их распевают вслух, то они пробуждают душу крестьян и освобождают земли от гнета деспотичной знати!

– Вроде того.

– Интересно, отчего это Пэлис не спас самого себя? Если бы он преподал свои прекрасные законы герцогам, то, может, и нас бы освободил от гнета невежества.

Я улыбнулся.

– Именно по той же причине, почему мы не учим кошек счету. Они либо тупы как пробки, либо им нет дела.

Уф поднял меня с пола и вновь ударил.

Рот наполнился кровью, я закашлялся.

– Ты прав, Уф. Пора заняться делом… Нам нужно многое обсудить. Чем еще… могу вам служить, ваша светлость?

Патриана наклонилась ко мне, изучая лицо с ленивым безразличием лекаря, который осматривает нищего пациента.

– Некоторые из них работают теперь на меня, ты же понимаешь? – тихо сказала она.

– Кто именно, ваша светлость?

– Шкурники. Твои друзья плащеносцы – половина из них работает на меня. Вторая половина подалась в разбойники.

Я фыркнул. От боли.

– Смейся, если хочешь, первый кантор, но это факт. Твои благородные плащеносцы зарабатывают на жизнь, опустошая селения. Они грабят, Фалькио, и убивают. И насилуют. И всё это совершают твои люди.

– Лгунья! – крикнул я, хоть намеревался молчать.

Она покачала головой.

– Невинность и добродетель я еще понимаю, Фалькио. Но добровольное невежество – нет! Прошло пять лет с тех пор, как вас распустили. Неужели ты думал, что все они останутся верны мертвому королю?

– Миледи, среди плащеносцев нет предателей. Ни одного. – Ложь сорвалась с моих губ вместе с каплями крови.

Патриана засмеялась.

– Предетелей? Бедный, заблудший глупец. Плащеносцы служат государству! Король уже пять лет как мертв, и страной по закону правят герцоги. И те, кто нам служит, не изменники, Фалькио. Это ты предатель.

Когда вас пытают, важнее всего не слушать того, что вам говорят. Боль ужасна, но ломают слова. Поэтому надо смиряться с болью, но пренебрегать словами.

– Что ж, ваша светлость, похоже, вы получили все, что хотели. Если не возражаете, я вас покину. – Я закрыл глаза и свесил голову.

Уф ударил меня по лицу.

Расправив платье, герцогиня уселась на деревянный табурет и скрестила ноги.

– Есть ли другие? – спросила она.

– А! Уф меня долго об этом расспрашивал.

– Очевидно, ты так и не ответил. Поэтому позволь спросить еще раз: есть ли другие? Сбежать из города тебе не удалось, зачем же продлевать агонию? Ответь на мой вопрос. Где остальные? Кто еще жив?

Честно говоря, ответа я не знал. Несколько лет я не встречался с другими плащеносцами, кроме Кеста и Брасти. Пытался убедить себя в том, что Пэррик, Найлс, Дара и остальные выжили, что когда-нибудь мы еще увидимся, но истина заключалась в том, что если нам и предстоит встретиться в какой-то стране, то, скорее всего, в стране мертвых.

– Множество, – сказал я. – Сотни. Клянусь, что число наших растет изо дня в день.

– Отвечай! – крикнула она, вскочив со стула, и отвесила мне пощечину. Рука у нее оказалась на удивление тяжелой. – Я всю свою жизнь потратила на то, чтобы хоть что-то изменить в этой стране, сделать ее сильной в глазах святых и богов. И не допущу, чтобы мои планы расстроились из-за ублюдков Пэлиса, крестьянских бунтов и проклятых лордов-предводителей.

– Кажется, вы говорили, что большинство плащеносцев работает на вас или стали разбойниками. Похоже, вы воздаете нам должное больше, чем сами готовы это признать, – сказал я, слегка озадаченный тем, что она явно переоценивает талант убеждения плащеносцев.

– Да я вас знать не хочу, болван. Если ты еще ценишь свой рассудок или хотя бы душу, ответь на вопрос. Где остальные?

От этой женщины, которая более, чем кто-либо другой на земле, несла ответственность за гибель моего мира, исходил такой страх, гнев и искреннее желание узнать истину, что мне пришлось ответить честно.

– Я не знаю. В самом деле не знаю.

Она наклонилась и вонзила длинные ногти мне в щеки.

– Грязный, тупой мальчишка. Пес. Думаешь, тебя достаточно уже пытали? Думаешь, ты знаешь, что такое боль? Все эти пытки – ничто по сравнению с тем, что сделаю с тобой я. Заставлю располосовать твою шкуру и приведу голодающих детей, чтобы они сосали кровь из твоих ран. А затем намажу мазью твой член, чтобы он затвердел, и заставлю тебя до смерти насиловать древних старух. Я создаю чудовищ, Фалькио валь Монд, и тебя могу превратить в чудовище. Ибо знаю, как пытать людей, намного лучше, чем может вообразить этот жалкий палач.

– Тс-с, – сказал я. – Вы оскорбите Уфа, если продолжите говорить подобным образом.

Она отпустила мою голову.

– Приведи его, – приказала она Уфу. – И вели, чтобы привели девчонку, если от нее хоть что-нибудь осталось.

Девчонку?

ЛОШАДЬ ФЕЙ