Во дворе появился второй наездник — женщина, на лице которой лежала печать возраста. Ее посеребренные сединой волосы были откинуты назад, на них не было никаких украшений, хотя и надето на ней было дорогое кимоно, сшитое по последней моде.
Масао подошел к коню женщины, низко поклонился и взял лошадь под уздцы. Женщина спешилась.
Мальчишка помощи дожидаться не стал. Он соскользнул с коня с привычной легкостью и перекинул поводья через голову лошади. Похлопав животное по шее, он повернулся к Акире.
Самурай, не обращая внимания на ребенка, поклонился женщине.
— Доброе утро, Асикага-доно. Примите мои соболезнования.
Отец Матео подошел ближе к Хиро и прошептал:
— Доно? Не сан?
Хиро перешел на португальский.
— «Сан» подразумевает неполноценность говорящего по отношению к тому, к кому он обращается. Вежливое самоуничижение, если тебе будет угодно. «Доно» предполагает равенство… менее вежливо, но допустимо, когда самурай обращается к женщине.
Мальчик шагнул в сторону Акиры.
— А как же я? — спросил он. — Я потерял отца. Меньшее, что ты можешь сделать, — это поклониться.
Хиро попытался скрыть удивление, когда Акира выполнил требование ребенка.
— Мои соболезнования, юный господин Асикага.
Мальчишка оценивающе наблюдал за поклоном Акиры. Похоже, он не собирался возвращать поклон, но жена Сабуро посмотрела на сына, и тот изящно наклонился вперед.
Выпрямившись, он заметил отца Матео. У парня отвисла челюсть. Он поспешил к иноземному священнику. Сократив расстояние до комфортного, чтобы можно было разговаривать, мальчик вытянул руки вдоль боков и поклонился.
— Bun dia, — сказал он по-португальски с сильным акцентом. — Вы не отец Вилела, хоть, мне кажется, и из его страны.
Над произношением мальчика нужно еще работать и работать, да и имя отца Вилелы он исковеркал, но очень немногие японцы вообще говорили на португальском.
— Bom dia, — сказал отец Матео.
Мальчишка склонил голову набок и стал похож на птичку, с интересом разглядывающую семечко.
— Bom dia, — повторил он. На этот раз его произношение было идеальным.
— И вам. — Иезуит низко поклонился и перешел на японский. — Меня зовут отец Матео.
— Я Асикага Ичиро, единственный сын Асикаги Сабуро. Это моя мать, леди Нецуко. — Спустя мгновение он добавил: — Я прежде вас здесь не видел.
— Я работаю в другой части Киото, — ответил отец Матео, — рядом с храмом Окадзаки.
Глаза мальчишки распахнулись.
— Так в Киото два христианских храма? — Он посмотрел на Акиру. — А ты знал об этом?
— Влиятельный только один. — Акира одарил иезуита недобрым взглядом. — Эти люди помогают нам найти убийцу вашего отца.
Ичиро посмотрел на Хиро.
— А вы? Как вас зовут?
Синоби поклонился.
— Я Мацуи Хиро, писарь и переводчик отца Матео.
Мальчик перевел взгляд с Хиро на священника.
— Он неплохо говорит на нашем языке.
— Простые фразы, да, — предоставил Хиро простое объяснение. — Но часто не понимает более тонких оборотов.
Ичиро задумался. Спустя мгновение он кивнул и продолжил:
— У вас акцент Провинции Ига. Вы знакомы с Ито Казу? — мальчишка нахмурился. — Казу не убивал моего отца.
Хиро с удивлением воззрился на Ичиро.
— А кто-то сказал, что он это сделал?
Прежде чем парень успел ответить, его мать предупреждающе опустила руку ему на плечо.
— Мой сын, должно быть, услышал слова посланника, — сказала она, — того, который доставил вести о смерти мужа. Он заявил, что Сабуро был убит кинжалом Казу.
— Казу этого не делал. — Ичиро говорил и выглядел как маленький самурай.
Хиро решил так к нему и относиться.
— Почему вы считаете, что он невиновен?
Первой заговорила Нацуко.
— Казу был репетитором Ичиро.
— Он им и остается. А я не нуждаюсь в том, чтобы женщина говорила за меня. — Ичиро стряхнул с плеча руку матери. — Вы не знаете Казу так же хорошо, как я. Он достойный человек.
Ладони Ичиро сжались в кулаки. Он посмотрел на каждого из мужчин по очереди, осмелятся ли они оспорить его слова.
— Неужели? — Хиро решил, что реакция мальчишки весьма интересна. Несмотря на свои размеры, Ичиро не выглядел ребенком.
— Вы мне не верите. — Ичиро расправил плечи. — Мне четырнадцать. Я готов для гэмпуку.
Он помолчал. Кулаки сжались крепче, а губы вытянулись в тонкую линию, когда юноша сделал глубокий и медленный вдох.
— То есть, был бы готов, если бы мой отец был жив и одобрил бы рекомендации Казу.
— Мне очень жаль, — сказал Хиро. — Пожалуйста, примите мои соболезнования.
Синоби поразила сдержанность мальчика, особенно учитывая сложившиеся обстоятельства.
— Спасибо, — ответил Ичиро. — Я рад, что мне выпала возможность поговорить с людьми, расследующими смерть отца. Я не поверю в виновность Казу. Я знаю его лучше, чем вы все вместе взятые, и я уверен, что он этого не делал.
Хиро решил, что такая преданность удивительна, тем более, что Казу никогда не рассказывал про Ичиро. Однако он никогда не рассказывал про работу. Синоби и не должен.