Хиро оторвал кошечку от запястья и поставил на пол. Гато тут же завалилась на бок, растопырив лапы и желая продолжить поединок.
Хиро поискал, чем бы ее отвлечь.
В мусорном ведре рядом со столом лежал кусочек пергамента. Он схватил его и скатал в шарик.
Гато мяукнула и вскочила на лапы.
Хиро бросил бумагу на пол. Гато, громко урча, бросилась за ней и накинулась на шарик, как только тот упал вниз. Котенок вместе с пергаментом перекувыркнулся на полу и остановился. Гато зажала бумагу передними лапами и с удовольствием принялась рвать захваченную добычу.
Хиро воспользовался возможностью, чтобы поправить свой тенмагэ. К тому моменту, когда он закончил, Гато разодрала пергамент на мелкие кусочки и принялась его поедать.
Синоби подхватил обрывки и выбросил их в мусорную корзину, представив гнев Аны, если Гато раскидает бумагу по чистому полу. Кошку служанка точно в этом обвинять не станет. Ана полагала, что Гато, как и отец Матео, не может вести себя неправильно. Вся вина за то, что котенок наелся бумаги, будет возложена на Хиро.
Он засунул мечи за оби и вышел из комнаты, в то время как Гато свернулась клубочком, решив вздремнуть.
Когда Хиро пересекал общую комнату, отец Матео спросил:
— Присоединишься?
Иезуит с Луисом сидели у очага, наслаждаясь чаем. От него шел приятный дорогой аромат; вне всяких сомнений чай, икебанча, был из личных запасов Луиса.
— Нет, благодарю, — ответил Хиро. — Мне нужно что-то покрепче, чем чай.
Улыбка отца Матео испарилась.
— Пойдешь к Гиндзиро?
Хиро проигнорировал столь знакомое и очевидное неодобрение.
— Желаешь пойти со мной?
— У меня служба через час. Остаться не хочешь?
— В другой раз.
Хиро избегал проповедей так же старательно, как священник избегал сакэ.
Хиро подошел к дороге Марутамати, когда облака в темнеющем небе из серых стали черными. В вечернем воздухе пахло землей и тлеющими жаровнями, и, хотя на данный момент дождь прекратился, сезон дождей определенно начался.
Ворота тории на входе в храм Окадзаки светились красным от жаровен, установленных у их основания. Запах едкого дыма, поднимающийся от углей, напоминал Хиро ад. Синоби не был уверен, что верует в пылающую яму христианского бога или в многослойную буддийскую преисподнюю, где зло встречается с причудливым многообразием наказаний. Он более беспокоился о том, как живым избежать мучений, выпавших на их долю… и был уверен, что отец Матео думает о том же.
Хиро перешел реку Камо и направился вдоль берега дальше на юг. Идя по дороге, синоби думал о том, что ему удалось узнать насчет убийства Сабуро.
Состояние тела указывало на то, что убийство произошло около полуночи. Но к этому часу все посетители должны были покинуть сегунат. Казу и Озуру, как и Джин, признались, что оставались на работе, когда ворота уже были закрыты, но ни один из них в убийстве не признался.
Сабуро свой меч так и не достал, а это говорит о том, что он знал убийцу и позднее появление того на пороге кабинета вопросов у него не вызвало.
И все эти обстоятельства складывались не в пользу Казу.
Хиро надеялся, что Гиндзиро, а, возможно, и Сукэ смогут заполнить пробелы вечера Казу. Если же нет, синоби придется поверить Казу на слово и основываться на выводах, сделанных из его рассказа. Несмотря на то, что Хиро доверял Казу больше всех на свете, нелюбовь синоби к предположениям распространялась гораздо глубже, чем вера в дружбу.
Глава 24
Когда Хиро подошел к сакэварне Гиндзиро, гул мужских голосов возвестил о том, что вечерняя толпа уже собралась. Большинство посетителей были знакомы друг с другом, и Хиро не был исключением. Один самурай поприветствовал его, следом за ним поздоровались и остальные. Синоби ответил вежливой, если не искренней, улыбкой.
Сукэ, как обычно, сидел в дальнем от стойки углу, но был настолько поглощен своей бутылкой сакэ, что не заметил появления Хиро.
Синоби почувствовал облегчение от того, что Казу здесь не было. Гиндзиро будет говорить более открыто в отсутствие молодого человека.
К сожалению, сакэвара на месте тоже не было.
За прилавком в ожидании посетителей в одиночестве стояла дочь Гиндзиро, Томико. На ней было надето фиолетовое кимоно с повторяющимся рисунком бабмбука и листьев паловнии. Стелющиеся рукава выдавали незамужний статус, что было весьма необычно для двадцатилетней девушки. И хотя внешность Томико была не из тех, что цепляет взгляд на улице, всё же её неброская красота предназначалась тем, что предпочитает живой цветок искусственому.
Когда Хиро приблизился, Томико подняла голову. Её глаза загорелись, и она улыбнулась, когда узнала его, однако при этом бросила взгляд ему за плечо. Ему даже не нужно было гадать, кого она ожидала там увидеть. К чести девушки, её улыбка не дрогнула, когда она увидела, что Хиро пришел один.
Синоби протянул через стойку свой меч. Томико приняла его обеими руками. Девушка поклонилась.
— Добрый вечер, Мацуи-сан. Могу я предложить вам бутылочку сакэ?
— Спасибо, — ответил Хиро, — но не сегодня. Я очень надеялся переговорить с твоим отцом.
Она снова поклонилась, на этот раз в знак согласия.