Но сейчас, глядя, как Хэри Майклсон накачивает счетчик до вожделенной двадцатки, с каждым толчком все медленнее, с передышками в четыре-пять судорожных вздоха-всхлипа, я вошел в него.
На кратчайший, неуловимый миг я стал Хэри Майклсоном. Неподъемная штанга наваливалась на меня, работягу девятнадцати лет от роду, до мозга костей пропитанного памятью о бессчетных унижениях, что я претерпел от высших каст. Это я понимал, что малейший шанс на расплату недоступен мне от века, и это в моей груди полыхал ядерный пожар бессильного гнева, питаемый жгучим предвкушением провала.
Это один из моих талантиков — вхождение. Не телепатия — скорее излишне развитое воображение с интуицией пополам, но помогает здорово. В тот самый миг я отказался от плана Чандры. У меня был другой, лучше.
Когда Хэри дошел до предела — руки полусогнуты, жилы надулись, лицо синеет и глаза прикрыты от натуги, — я подошел к снаряду и, обеими руками ухватившись за штангу, поднял ее вместе с ним. Мне не пришлось напрягаться — хватило бы и одного пальца, чтобы вытянуть те один-два килограмма, что оказались для Майклсона лишними.
— Стоп! — рявкнул Хэри, когда штанга дошла до верхней отметки.
Снаряд застыл.
— Знаешь, не стоит качаться без помощника, — улыбнулся я.
Майклсон неторопливо присел. Взгляд его жег меня, точно печной жар.
— Тебя, жопа, никто не спрашивал, — бесстрастно ответил он. — И помогать не просил.
— Если бы я ждал просьбы, — процедил я сквозь улыбку, — мне бы пришлось ждать до ближайшего ледникового периода.
— Очень смешно. — Он с прищуром уставился на мою маску: — А ты кто такой, Борис Карлофф?1
— Какой-какой Борис? Меня зовут Крис…
— Хансен. Знаю. Все в Кобелятнике тебя знают. Только о тебе и слышно. Чего надо?
Кобелятник — презрительная кличка, которую студенты-боевики дали Коллежу боевой тавматургии.
— Пару минут твоего времени. — Я пожал плечами. — Хотел попросить тебя о помощи.
Майклсон отвернулся к пульту снаряда.
— Отвали.
— Эй, девочки! — За нами воздвигся один из боевиков-неандертальцев. — Помочь с машинкой? Что, мужская рука нужна?
Майклсон даже не обернулся.
— Боллинджер, пошел на хрен.
— Ага, ща. Извините, мэ-эм.
Он смахнул Майклсона со скамьи и лег под штангу сам. Хэри так же неторопливо поднялся на ноги и встал рядом, спиной ко снаряду, совершенно неподвижно. Только желваки на скулах ходили.
Горилла — Боллинджер — перехватила штангу.
— Вес пошел. Два-ноль-ноль. Начали. — Когда на дисплее высветилось «200», он без особого напряга начал качать вес. — Видал? В этом твоя ошибка — недогружаешь.
— Давай, Хэри, пошли отсюда, — сказал я. — Мне правда надо с тобой поговорить.
— Ты ничего мне не скажешь. Интересного.
Я набрал полную грудь воздуха и — была не была!
— Типичный работяга, — презрительно бросил я, и на миг мне показалось, что вышло совсем по-отцовски.
Майклсон обернулся ко мне, точно поворотный кран:
— Что?
— Вы, низшие, все как один. «Отвали, кореш, это не мое дело». Это наследственное. Вот почему вам никогда не выбраться из трущоб.
Майклсон сделал ко мне шаг. Один. Глаза его горели.
— Ты просто
— Ну, в общем, да, — признался я. — Именно так.
Он моргнул.
— Что-что?
— Какое слово тебе непонятно?
Он присмотрелся ко мне, потом скривил губы в хищном оскале: очень много зубов, и никакого веселья.
— Я — за.
— Ладно. Тогда пошли в додзё.
— Давай. Только погоди немного…
Он обернулся к снаряду. Плечи Боллинджера слегка подрагивали — он поднимал штангу уже в четырнадцатый раз. Когда груз оказался в наивысшей точке, Хэри нагнулся и резко ударил здоровяка ребрами ладоней по локтевым сгибам. Руки Боллинджера дрогнули, и штанга рухнула ему на грудь. Выкатив зенки, он попытался было выдавить: «Стоп! Стоп!», но ему не хватало воздуха.
— Знаешь, не стоит качаться без помощника. — Майклсон потрепал его по щеке и ухмыльнулся мне: — После вас, мадам.
Я ухмыльнулся в ответ:
— Спасибо, мисс!
Огрызнулся удачно. И все равно мурашки побежали по спине. Я начал понимать, как опасен может быть Хэри Майклсон. И решил, что буду с ним чертовски осторожен.
4
Додзё находятся точно над гимнастическим залом, этажом выше. Все они разного размера и конфигурации, но одно у них общее — пол и стены из трехсантиметрового слоя сорбатана: чтоб не расшибиться. И на одной стене прозрачный сорбатан всегда прикрывает зеркало — чтобы наблюдать за своим «боем с тенью» или вроде того.
Мы с Майклсоном встретились в зале. Я уже надел обязательную полуброню: сантиметр сорбатана прикрывает локти, колени, голову, шею и жизненно важные органы. Майклсон остался в пропотевшей футболке и мешковатых панталонах — и все.
— Ты не надел броню, — заметил я.
— Гениально, бизнес-мальчик. — Он глумливо усмехнулся. — И как ты заметил?
Чтобы успокоиться, я представил себе ночное небо над Поднебесьем — силуэт дракона на фоне полной луны. Если не справлюсь, то так и не увижу этого в натуре.
— Ну, — начал я, — броня полагае… — И тут он врезал мне со всех сторон разом.