Я остановил фургоны на расстоянии, когда вражеские метательные машины не могли нас достать из-за того, что мы встали слишком близко, а для ручных бомб расстояние было далековато, — особенно, если учесть, что тенты повозок обшиты броневой защитой. Оставшиеся бойцы и химики деловито зачистили все ближайшие дома, швыряя в их окна всё, что попадалось под руку.
Собственно, на этом наша война и закончилась бы, но в события вмешался божегорский «дракон». Он хищной птицей начал кружить над городскими домами, словно коршун над птицефермой. Но тактику ему пришлось поменять: летун вёл свою «птичку» строго над улицами, высматривая заградительные укрепления.
Очень скоро в тылу противника начали вспухать знакомые огненно-чёрные шары адского пламени, да такие, что поднимались в несколько раз выше высоты крыш. Летун бомбил центр: нетрудно догадаться, что подходы к ратушной площади были тщательно перекрыты, а главная сила войск скопилась именно в том районе. Раз так, то и самые заманчивые цели оказались именно в центральной части города.
Всё шло как будто хорошо, но «дракона» угораздило пролететь мимо высокого шпиля городского собора. Шпиль выстроили традиционно четырёхгранным, при этом на большой высоте по каждой грани расположили витражные окошки в несколько опоясывающих ярусов. Такие окна выкладывают цветными стекляшками, изображающими жития святых или философские споры Братьев-Богов — для эстетической услады прихожан.
Всё, вроде бы, как обычно, но, поскольку такие храмы строят непременно на главной площади, то летуну для захода на цель пришлось пролетать рядом, а для более точного прицеливания — снизиться. И в этот момент окошки сразу на двух гранях открылись одновременно по всем ярусам, и оттуда шарахнули вверх залпами шутих, спаренных штук, наверное, по 20. Сначала с одной грани, и почти сразу же — с другой.
«Дракон» мгновенно оказался окутанным густыми облаками бело-жёлтого дыма, — сначала одним, потом другим. Я невольно восхитился мастерством «охотника на драконов», сумевшим добиться слаженных действий многих людей, и тут же с ужасом увидел, что наша «птичка» густо задымила. Подбитая машина задрала нос кверху, чтобы набрать запас высоты перед неминуемым падением и получить лишние мгновения форы по времени полёта, — при этом она зарокотала так надрывно, что даже нам вдалеке сделалось зябко.
Летун, сбрасывая последний груз куда придётся, был вынужден искать посадку внутри города, и такую, чтобы поближе к своим войскам. Мы увидели, что он выбрал нашу улицу: она от центра и до бедняцких кварталов протянулась прямая, как стрела, и ровная, булыжная. А затем стали свидетелями очередного ужаса: «всадник» слил из нутра своего «дракона» какую-то жидкость, начавшую накрывать улицу, словно грязный туман, а потом тот полыхнул и взорвался жутким хлопком, эхо которого растрепало нам потные волосы, выбившиеся из-под шлемов. Уверен: те, кто оказались под таким «покрывалом», не хотели не только преследовать героя, но и сражаться. По крайней мере те, кто остался жив.
Взрыв слегка приподнял «дракона», а потом тот резко потерял высоту. Однако, сел ровно и покатился к той баррикаде, что стояла перед нашими фургонами.
— Надо помочь!.. — я указал Грачу мечом на «дракона» в тот момент, когда «птичка» ещё только-только начала заходить на посадку на нашу улицу. — Обойдём дворами!..
— Лось, Шкет, за мной! — крикнул в ответ Грач.
— Шмель — за старшего!
Мы вчетвером проскочили между домами на узенькую улочку справа, тут же свернули налево в пустынный дворик сквозь забор, разобранный, скорее всего, для баррикады. Щиты мы забросили за спины: и бежать не мешают, и от стрелы в спину хорошая защита. Как раз в то время, когда мы мчались сквозь первый двор, и взорвалась слитая жидкость, а мне потом бойцы рассказали, как им это аукнулось, и в каких местах у них волосы колыхались.
Нам требовалось проскочить несколько дворов; поскольку мы не лезли в дома, то и нам никто не мешал. В одном месте нам встретился поникший дедок, сидевший возле дома на лавочке, обречённо положивший руки на колени. Он равнодушно глянул на нас и снова опустил глаза, глядя в одну точку на земле. Висело бельё на просушку, никому не нужное, загораживая нам дорогу и обзор — мы раздражённо его отталкивали, не обрывая: вдруг и врагам помешает? В другом дворе в открытый сарай метнулось несколько перепуганных теней; похоже, одна из них принадлежала малому ребёнку. В одном из домов прятались солдаты: послышались крики, суматоха, но в атаку на нас никто не бросился — похоже, мы сильно удивили их тем, что не рвались в бой, и там поддались сомнению: может, это бегут свои?
Вскоре мы услышали шум с главной улицы, переместившийся в проулок, к которому вышли и мы. Тут забор оказался каменным, но невысоким, а ворота — из металлических прутьев, раскрытые. Мы, укрывшись за изгородью, увидели сквозь решётку ворот, как в проулок забежал одетый в черное человек и, увидев нашу открытую створку, тут же бросился к ней, справедливо полагая, что бегство по открытому переулку ничем хорошим для него не закончится.