Клёст - птица горная

Он оттолкнул решётку, забежал к нам во двор. Его преследовал лязг солдатской брони, топот ног, обутых в сандалии с металлическими подковками, азартные крики. Я вышел наперерез погоне, пинком толкнул воротную створку назад, загораживая дорогу, — на неё тут же наткнулся один из преследователей, с бранью рухнувший наземь, и создавая шум, как будто кто-то смахнул со стола на каменный пол несколько стальных котелков: он выронил меч, лязгнувший по воротной решётке, его шлем покатился по утоптанной улочке, и, вдобавок, упавший, раскинув руки, врезал по земле железным умбоном щита. Да и бронька его звякнула знатно.

Враги не растерялись, и сразу же упёрлись руками в ворота, толкая их назад. Один из них со стоном отвалился, получив от меня рану на кисть руки и зажав её другой, но остальные быстро перестроились и принялись отжимать створки щитами, готовясь ворваться вовнутрь сокрушающим потоком.

Ситуация складывалась до боли понятная…

— Прощай, брат! — процедил с надрывом Грач, упёршись в ворота со своей стороны. — Беги скорее!.. Мы задержим…

Я вынул метательный нож и вогнал в глаз одному из ледогорцев. Потом взял другой, третий — преследователи, потеряв трёх человек, отхлынули. Но у меня таких железок больше не осталось, а держать оборону мне смысла не имело: только я один из нашей четвёрки мог более-менее хоть как-то защитить убегающего летуна.

К врагам бежало подкрепление, и я не имел права больше терять ни мгновения. Да, я бросал на погибель тех, с кем долго шёл плечом к плечу, — ради циничного вывода, что нужно спасать ту жизнь, которая имеет в глазах нанимателя наибольшую ценность.

Я не стал прощаться — просто развернулся и побежал прочь. За воротами радостно взвыли, и с новым воодушевлением пошли на приступ — я услышал грохот щитов о металлические прутья ворот. Кстати, на моём поясе висела ручная бомба, прицепленная за рукоятку, а рюкзак я бросил возле фургона. Понимаю, что это было против той клятвы, что я дал сам себе, но утешала мысль о крайнем случае и необходимости, в случае чего, выхватить ЕЁ быстро.

Летун оказался относительно молод и невероятно шустрым: мчался, словно нашкодивший мальчишка после совершённого хулиганства. Какое там прикрыть его! — хотя бы просто догнать…

— Туда не беги! — крикнул я ему вослед. — Там солдаты! Давай в левый дворик!

По счастью, бегун не ушёл в полное отрешение от окружающей реальности, и мои слова до него дошли. Он даже притормозил, обернулся через плечо…

— Механикус, да твою же мать!!! — другие слова мне почему-то не вспомнились.

— Клёст?! Откуда?..

— Давай, потом!..

Мы перелезли через каменный забор, оказавшись в другом дворе. За нашими спинами звенела сталь — кто-то из наших ещё сопротивлялся…

Опять то же самое: пересохшее бельё на верёвках, захудалые огородики, детские доски-качели. Население трусливо прячется кто где может.

Оставалась последняя улочка, после которой можно было выйти на наши фургоны. Однако, в самом её начале, где она смыкалась с центральной, на которую сел подбитый «дракон», топтались солдаты, заглядывая за забор, явно надеясь что-то высмотреть, чтобы потом броситься на подмогу своим. Отсиживаться нам смысла не имело: сзади подпирала озлобленная погоня, а прятаться в приличном районе особо и некуда. Поэтому нам пришлось пролезать в дырку в заборе и мчаться через улочку к противоположному ограждению.

Нас увидели, окликнули, загомонили. Видя, что мы не откликаемся и лезем в другой двор, солдаты сорвались с места и побежали за нами, размахивая мечами.

Мы забежали на участок, принадлежавший дому, знававшие лучшие времена. Вдруг обветшавшая дверь открылась, и на покосившееся крыльцо вывалились сразу четверо вражеских солдат.

Механикус опешил, приостановился. Я злобно толкнул его в спину и гавкнул в его затылок:

— Прямо и направо! Не оборачивайся!!!

Ледогорцы тоже растерялись, хотя и вышли, держа в руках мечи и щиты. Странно одетый гражданский, непонятно какой наёмник — возможно, нас могли принять и за своих, если бы не явный испуг Механикуса. После окончания замешательства легионеры бросились на меня, прикрывавшего убегающего, всей гурьбой.

Я ткнул остриём меча в лицо ближайшего — он дёрнулся, прикрылся щитом, да так, что сам себе закрыл обзор. Я отвёл оружие, не давая ему ударить в щит, присел и рубанул противника по незащищённой части бедра. Он зарычал, присел на колено — товарищи раненого обошли его по бокам, сомкнули щиты, двинувшись на меня глухой стенкой.

Однако, эта троица показала, что связка у них отлажена как часы: они принялись меня колошматить, как крестьяне цепами тот сноп пшеницы на току — не шибко шустро, но сильно и часто. А я успевал лишь отбиваться мечом и щитом, поневоле вынужденный пятиться к кирпичному забору, который за длительное время успел осыпаться мелкой крошкой, местами чуть ли не в треть толщины. Этот забор имел высоту мне по грудь, а Механикус перемахнул его, почти не заметив.