Клиповое сознание

Однажды я процитировал своему китайскому другу Сене фрагмент из «Вкуса корней». Отрывок этот звучит так: «Если ты хотя бы немного не отстранишься от мира, ты будешь подобен мотыльку, летящему в огонь, или барану, бодающему плетень». Баран — это, пояснял я Сене, тупой натурфилософ. Мотылек — это самозабвенный реалист. А мы с тобой, говорил я Сене, все-таки аутисты. У нас должен быть зазор по отношению к миру. Не будет зазора, не будет и воображения. Ничего не будет.

Сеня слушал меня внимательно, а потом, улыбнувшись, сказал: я не читал «Вкуса корней», я знаю, что такое реализм, и не знаю, что такое аутизм. Действительно, подумал я, китайцы — реалисты. Когда им было нужно, они изучали японский язык, потом им понадобился русский, и они изучали русский; теперь им нужен английский, и они, забыв русский, изучают английский. Другой мой китайский собеседник сказал, что плохо знает Лао Цзы и Конфуция.

Китайцы прагматики, и поэтому им нужны новые технологии и не нужны Лао Цзы и Конфуций. Но «Вкус корней», равно как Лао Цзы и Конфуций, — это то, что не пережито китайцами. Это их незабвенное, которое всегда будет возвращаться к ним из будущего. Китаец без Конфуция — это как русский без Христа, то есть ненастоящий китаец.

Настоящие китайцы

Настоящих китайцев я видел в Летнем саду императрицы Китая. Они чертили водяные знаки иероглифов, значения которых были непонятны даже Сене. А еще настоящие китайцы были на площади Тяньаньмэнь. Увидев нас, они останавливались, наивно улыбались и рассматривали нас как нечто диковинное. Иногда они подходили к нам, трогали за рукава, что-то говорили и фотографировали. Эти китайцы приехали в Пекин из каких-то провинций, они знают запах земли. У них, видимо, были простые мысли и ясное понимание своего места в мире.

Единение

То, что у китайцев простые мысли и твердая вера в будущее, я понял на концерте в Большом театре Пекина. Военный хор в сопровождении оркестра исполнял различные песни. Были и сольные номера ведущих китайских певцов. Мою душу порадовало исполнение нескольких русских песен. Среди них, конечно, были «Калинка-малинка» и советские песни. Но вот в самом конце артисты стали исполнять, если я правильно понял, какие-то партийно-идеологические песни, и это исполнение довело зал до экстатического состояния, в котором уже не было ни сцены, ни зала, ни зрителей, ни артистов. А был единый порыв людей, готовых идти заполнять все незаполненные пространства мироздания.

Я покидал Большой театр в Пекине с чувством легкой грусти, потому что иногда так хочется забыть себя и оказаться частицей какого-то великого потока.

5.9. Мир после истории

Возможны два взгляда на историю. Первый — это взгляд людей, которые думают, что история была всегда и всегда она куда-то шла. Они верят, что у нее есть логика и есть смысл. В случае заминки истории всегда находятся люди, которые подталкивают ее в нужном направлении. Другой взгляд — это взгляд людей, которые понимают, что история никуда больше не идет, у нее теперь нет ни логики, ни смысла, и нужно очень постараться, чтобы в нее сегодня попасть. Она когда-то началась и однажды тихо закончилась. Но закончилась она не страшным судом, не победой добра над злом, а вхождением мира в состояние после истории.

История

История — это иудео-христианская идея. Все мы помним о снах фараона и о толковании этих снов Иосифом, о том, как семь тощих коров поглотят семь тучных коров, а семь иссушенных колосков пожрут семь полных колосков. Так предъявила себя миру история, у которой есть начало, середина и конец. И в начале важно думать о том, что будет в конце. В истории время как бы линейно растягивается, и то, что случится в конце, будет зависеть от того, какие смыслы мы извлечем в середине.

Конец истории

История, как матрешка, включает в себя много историй. Но это множество конечно. Первый признак того, что всемирная история закончилась, состоит в невозможности извлечения смыслов. Смыслы невозможно стало извлекать потому, что события заместились сообщениями о событиях. Одно событие сменяется другим событием с такой скоростью, что между ними невозможно поместить сознание. События, не соединенные сознанием, перестали иметь последствия, и поэтому составлять историю они уже не могут.

Поскольку истории нет, а интерес к глобальным социальным проектам вытеснен, постольку все мы причастны к так называемому коммуникативному повороту, к скучному обмену информацией. Информация получается тогда, когда происходит отделение знаний от смыслов. Коммуникативное пространство переполнено сообщениями о событиях. Но в нем нет событий. В современном мире найдется немного смельчаков, тех, кто мог бы поставить на кон свою жизнь ради идеи. Мы живем в деидеологизированном мире электронных мозгов.