(ПРИМЕЧАНИЕ: Тексты песен Ланы не сохранились. Фрагмент одного из текстов воссоздан В.Вощенко:
Уставшим в плясках
На зеркальном полу,
Нам пристало смотреть,
Как они понимают игру.
Как играют в крокет
Короли в инвалидных колясках.
Но игра эта с глупым концом:
Шар окажется тухлым яйцом!)
Затем спел одну свою песенку Сережка Басс. Его терпеливо послушали, похлопали, но когда он собрался было спеть что-то еще, из публики раздался требовательный голос:
"Лану!"
Оглушительный свист завис над залом. Люди топали ногами и скандировали:
"ЛАНУ! ЛАНУ! ЛАНУ!"
Лана вышла, поигрывая бедрами и раздавая ослепительный смайл. По толпе пронесся стон. На ней не было ничего, кроме черных, блестящих цирковых трусов и лифа. Лана снова вооружилась плетью, как бы готовясь к укрощению диких зверей. Миха сбацал вступление, и Лана пошла по сцене "ленивой королевой", напевая с загадочной улыбкой.
"Ну-с, каково твое мнение?" - спросил Мамай у Rock Salad'а.
"А чего тут говорить? Все и так сидят - "м-м", "м-м"", - скорчил гримасу Rock Salad.
А Лана, притопывая ножками, пела невинным голоском свой "Тысячу первый ништяк" - про съемных девочек, которых "на халяву не снять их никак. Ах, не страдайте, не обещайте тысячу первый прекрасный ништяк..."
С публикой творилось что-то невообразимое, в то время как появился голый по пояс огнедышащий Хачик, перекрашенный в негра, и увел Лану за кулисы, а Сережка с Михой пытались перекричать возбужденный гогот... Как вдруг...
В зале возник огонь. Без всякой связи, совершенно внезапно стены и потолок разом пошли рыжими пятнами. Все это было настолько неожиданно... Все просто успели заметить это, когда, в принципе, было уже поздно гадать, откуда что взялось. Единодушие, с которым толпа кинулась на взятие дверей, можно было бы, наверное, сравнить разве что с картиной художника Кузнецова "Штурм Зимнего Дворца".
Дворец молодежи горел. Жар стоял стеной, и, натыкаясь на него, все пятилось, дымилось, утирало пот с мигом загоревших, будто на пляже, лиц, и дышало невнятным говором смущенных голосов.
"Так что же, - спрашивал Труба, преданно заглядывая в глаза Лане, кто ж тогда из таких вот героев гитары крякнул? Я слышал, вроде, Блэкмор боты подсушил?"
Они сидели в его машине - Лана, Труба, Хачик.
"Слушай, - внезапно обратилась Лана к Трубе, - как тебя зовут-то на самом деле? А то все Труба, да Труба..."
Труба - пригнув голову, с шутливой угрюмостью:
"Я злой и страшный серый триппер".
К машине подбежал Мамай.
"Лана! Лана! Как же это? Что же это такое?" - взволнованно восклицал он.
"Ну, как бы тебе сказать... - равнодушно откликнулась Лана, наблюдая за пожаром. - Через полчаса все кончится. Дворец не пострадает. - Она помолчала и объяснила со вздохом: - А потом выяснится, что все люди, присутствовавшие на данном мероприятии, находились под крутейшим воздействием LSD... Просто я сделала то, что хотелось толпе... Жаль, конечно, что результат оказался таким".
Мамай глядел на нее недоверчиво и как-то по-детски даже обиженно. Хачик скрутил стекло, высунулся, посмотрел зачем-то на колесо и засунулся обратно.
"Поехали с нами", - дружелюбно предложила Лана.
Поколебавшись, Мамай все-таки сел. Труба рванул с места в карьер, и машина с выключенными фарами полетела в темноту, как в небо.
Из записной книжки Мамая
В озере, голубом, точно выкроено оно из неба, билась крохотная букашка. Ей бы замереть - и минула бы ее смерть в зубах у рыбы. Но она была живой и не могла не двигаться, и умерла оттого, что была живой.
ДРУГОЙ, ФАНТАСТИЧЕСКИЙ, СОН МАМАЯ О ПАРАЛЛЕЛЬНОЙ КВАДРАТНОЙ РЕАЛЬНОСТИ
Когда Мамай открыл глаза, у его кровати шевелился чей-то тощий зад в затертой, расползшейся вязаной юбке - девица какая-то подтирала пол мокрой тряпкой. Словно почувствовав, что он проснулся, девица оглянулась, нахмурилась внимательно... Глаза косят, пьяные. Ноги расставила потверже. Копны жидких кудрей на ушах, на макушке... чи плешь, чи шо?
С юбки капала вода - вот ведь! Девица отжала подол, пригладила влажными, грязными руками волосы.
"Как вас звать-величать?"
"Ибрагим", - тихо, одними губами, шепнул Мамай.
"Ага", - слегка подумав, сказала девица и с тряпкою в руке вышла из комнаты.
Вернулась она вскоре, через пару минут. Все та же на ней мокрая юбка, кофточка серая с глубоким вырезом, и вся она показалась Мамаю какой-то... заплесневелой, что ли, точно и саму ее, вместе с одеждой, клали замачивать в ванну, довели до гнилого запаху, да так и пустили ходить, пусть сохнет на ходу.
"А я к вам опять! Познакомиться! - Вылупила пьяные глаза, оскалилась. Стала раскорякой, левую руку закинула на поясницу, а правой, растопыря пальцы, помахала для важности и торжественно пожала Мамаю руку. - Разрешите представиться: Маяковский. - Захихикала, икнула и поправилась: - То есть, Ая Маевна Барвинок. Можете Айкой звать. Хотя... - Она снова икнула. Хотя, как мне объяснил один мент, "айками" на воровском языке называют иконы... А вас - Василием, да?"