Клише

– А-а, – понял теперь Сашка, вот только Гладышев рано начал довольно улыбаться, ибо в следующее мгновение зайчонок резонно заметил. – А маме тогда почему вчерашнее нравится?

Мы не выдержали и засмеялись в голос.

– Засыпался ты, Олег, – резюмировала мама.

Так началась наша семейная жизнь. К ночи того же дня мы с Гладышевым упали замертво. День был просто сумасшедшим, но незабываемым: распаковав вещи, Сашка сразу же потребовал горку, и мы поехали кататься. И настолько нас это захватило, что мы даже нашего папу уговорили присоединиться. Гладышев сначала, конечно же, всячески отпирался, но потом вошел во вкус и из занудного дядьки превратился в такого же пятилетнего ребенка, как и все родители вокруг.

Наверное, столько, сколько я смеялась в тот день, я не смеялась никогда. Просто, без причины. Смотрела на своих мужчин, и на губах расцветала улыбка. Раскрасневшиеся на морозе, перепачканные в шоколаде, с горящими глазами, они излучал счастье, и я со слезами на глазах пыталась запечатлеть это счастье, не переставая фотать их.

С горки, правда, уходили мы со слезами и страшными капризами, пока Гладышев не врубил строгого папашу и не приструнил нашего разбушевавшегося сыночка. Сашка, как по мановению палочки успокоился, стоило отцу разок глянуть своим фирменным ледяным взглядом. Следующий час зайчонок вел себя тише воды, ниже травы, что меня веселило. Но эффекта хватило ненадолго. Как только оказались на ярмарке, он забыл про строгого отца и требовал всё, что видел. В оконцовке, мы накупили всякой ненужной фигни и всю дорогу до ресторана пытались понять, для чего это все нужно. Олеженька, наблюдая за нашими потугами, только закатывал глаза и старательно пытался держать при себе ироничные комментарии в адрес моей ненасытной, не знающей меры, натуры.

После обеда, мы завезли маму с Сашкой к тете Кате, а сами поехали смотреть участок, который я присмотрела. Гладышев мой выбор одобрил, и мы дали юристу добро на оформление сделки. После заехали в Жуковку, проверить, как идет подготовка к вечеринке, затем съездили докупили подарки и поужинав, забрали Сашу, чтобы поехать на ледовое шоу-сказку, после которого мы с Олежей чуть ли не на ходу засыпали. Саша же напротив был взбудоражен новыми впечатлениями и болтал без умолка, делясь своим восторгом.

– В кого он такой болтун? – выдохнул страдальчески наш папа после очередного «почемучного» штурма, на что я только рассмеялась. Гладышев же повернулся к Саше и попросил. – Сына, ты можешь потише?

– Пап, ну почему тише? Я просто счастлив, – выдало наше чудо с таким энтузиазмом и искренним непониманием, что мы просто обалдели и стало даже как-то стыдно за свою эту замороченость.

Не зная, что сказать, я притянула к себе нашего малыша, обняла крепко-крепко, и поцеловав, шепнула:

– Всегда будь счастливым, сыночка.

– И ты, мамочка и папа тоже, – улыбнулся он, я же втянула его сладкий запах и стала поочерёдно целовать пухленькие щечки, вызывая у Сашки заливистый смех. Олег наблюдал за нами с расслабленной улыбкой счастливого человека. Вот только доброе расположение его духа закончилось, как только он обнаружил, что Пеппи погрызла его кожаные домашние тапки, конечно же, ручной работы и конечно же, баснословно дорогие.

Когда из спальни посыпались сочные выраженьица в адрес «тявкалки» и визг бедной собачонки, мы с Сашкой бросили наряжать елку и помчались узнавать, в чем дело. От открывшейся картины, я едва сдержалась, чтобы не начать ржать.

Гладышев красный, как рак от злости размахивал погрызанным тапком перед прижавшейся к полу, дрожащей собачонкой и крыл ее на чем свет. Потребовался весь вечер, чтобы успокоить его истерику по загубленному тапку. Чего мы с Сашкой только не наслушались, пока наряжали ёлку. Гладышев и ныл, и ныл, и бурчал, и бурчал, подсчитывая ущерб и потери. Оказывается, там целый миллион нервных клеток потерял бедный человек, а, следовательно, несколько минут жизни, не говоря уже о деньгах, на заработок которых он тоже убил столько-то нервных клеток, а, следовательно, и часов жизни. В общем, Гладышевскими молитвами милая собачка превратилась чуть ли не в убийцу и грозу человечества. И, пожалуй, над этим можно было бы посмеяться, если бы он не втирал сей бред на полном серьезе. Оставалось только надеяться, что это сказывались два бокала вина за ужином, иначе я не представляю, в какой дурдом его отправлять.