Ключ

Размеры зала поражали воображение. Высота потолков напоминала кафедральный собор, и граммофону было не под силу заполнить музыкой это необъятное пространство. Пациентов мужского пола вывели на середину зала, и они начали неуклюже раскачиваться в своих плохо сидящих костюмах, которые, очевидно, кипятились в том же беспощадном режиме, что и женские халаты. В висящих на бедрах штанах и криво застегнутых рубашках с торчащими подплечниками большинство из них походили на жертв кораблекрушения.

Эллен остановила взгляд на высоком нескладном мужчине, который кругами ходил по залу, высоко поднимая ноги и склонив голову на грудь. Через некоторое время он вдруг остановился, поднял голову и начал оживленно беседовать, активно жестикулируя и брызгая слюной. Понять, что именно вызвало столь бурную реакцию, было невозможно – говорил он с пустым местом. Дуги аккуратно подкрался к нему и обнял за плечо. Эллен улыбнулась, увидев, как тот сразу же успокоился от одного ласкового жеста. Дуги похлопал его по руке и повел к Эллен.

– Хочу познакомить тебя с Элроем Беннетом. Но между собой мы зовем его дядя Элрой.

– Рада с вами познакомиться, дядя Элрой. А я сестра Кросби, – протянула она ему руку, самонадеянно опустив приставку стажер.

– Дядя Элрой у нас уже давно. Примерно лет сорок, да?

– В меня стреляли!

– О боже, – испугалась Эллен.

– Да, дядя, но это было уже давно, – засмеялся Дуги. – Хотя можем снова это организовать, – шепнул он на ухо Эллен. Снова повернувшись к Элрою, он хлопнул его по спине. – Дядюшка получил ранение в окопах в Первую мировую.

– Да, осколок пули плавает где-то в голове до сих пор, – объявил он, постучав по затылку. – Меня оставили среди погибших, но похоронная команда поняла, что я еще жив, и перевезла в госпиталь.

Увидев кого-то на другом конце зала, он отдал честь и ушел.

– Бедняга, – сказал Дуги. – Иногда целыми днями ведет себя абсолютно нормально, а потом снова наступает болезнь. С ним испробовали все. Теперь он здесь пожизненно. Заметила вмятины у него на висках? – зашептал он Эллен на ухо так тихо, что она еле его услышала.

– Их трудно не заметить, – кивнула она.

– Ему сделали префронтальную лейкотомию в 1942 году. Доктор просверлил ему дырки в черепе, поковырялся в мозге, а потом объявил, что он излечен.

– Это какое-то варварство.

– Да, но с другой стороны, сейчас он намного спокойнее, чем раньше. Так что кто знает? – пожал плечами Дуги. – В любом случае, я его не просто так к тебе подвел. Он помнит твою Герти. В прошлом она отлично пела и отменно танцевала.

– Правда? Я бы очень хотела с ним поговорить.

– Я так и подумал. Сегодня после смены приходи к нам в палату. Я дежурю до утра и договорюсь с палатным. Ничего обещать не могу – дядя Элрой не всегда предсказуем, как ты заметила, но попробовать стоит.

– Спасибо, Дуги, ты так добр.

Зазвучала «Серенада лунного света»[6].

– О, мой выход, – объявил Дуги.

Перл, широко расставив руки, уже неуклюже торопилась к нему. Взяв ее за руку, он грациозно вывел ее на танцевальную площадку.

– Увидимся позже, – одними губами произнес он, обернувшись и подмигнув Эллен.

12

Ночь – время, когда даже на эмбергейтские палаты спускался покой. После неизбежной суеты дня слабое освещение и относительная тишина на всех действовали усыпляюще. Дуги открыл дверь и, приложив палец к губам, впустил Эллен. Проходя мимо кабинета палатного медбрата, она заметила, что тот крепко спит, положив ноги на стол. Рот у него был открыт, а из горла доносился неприятный щелкающий звук.

– Догадайся, кто здесь всю работу делает.

Он бесшумно прошел в глубину палаты. Меньше всего ему сейчас хотелось разбудить пациентов.

– Дядя Элрой в комнате отдыха. Не переживай, что он на ногах в такое время. Обычно он засыпает ближе к трем.

Элрой сидел на стуле для кормления, а жестко зафиксированный поднос блокировал ему пути отступления.

– Почему он сидит на этом стуле? – прошептала Эллен.

Дуги замялся.

– Ему не спится, и если его не удерживать, он всю ночь будет бродить по палате и драться бог знает с кем. Никому не удастся поспать, если он будет на свободе.

– Включая палатного?

– Поверь мне, Эллен, пациентам лучше не испытывать его терпение. У него свои способы воздействия, и тебе лучше о них не знать.

– А разве нельзя дать Элрою снотворное?

– Он уже выпил паральдегид[7]. Почему-то ему нравится всякая невкусная гадость. Мне кажется, он на него уже не действует. Дозы, которую он принял, хватило бы, чтобы слона вырубить. Больше ему дать не могу. Пойдем, поздороваемся, – сказал он, коснувшись ее руки.

Услышав их шаги, старик поднял голову. Если он и узнал Эллен, то виду не подал. Вместо приветствия протянул руку и снял у нее с плеча невидимую ворсинку, поднес к глазам и растер между большим и указательным пальцами. От него пахло знакомым запахом паральдегида.

– Ты помнишь сестру Кросби? Вы познакомились на танцах. Она пришла поговорить с тобой о Герти.

– Кто это? – резко переспросил он, с трудом держа глаза открытыми.

– Герти, – ответила Эллен.

– Я знаю, кто такая Герти, – нетерпеливо отмахнулся он. – Я спрашиваю, кто вы.