– Да, сестра, – буркнула она.
Сестра Аткинс отпустила хват и сильно толкнула Эми в спину.
– Это твое последнее предупреждение!
Она повернулась и пошла в здание, оставив пациенток, источающих взаимную ненависть.
Эми тоже направилась к входу, но Белинда схватила ее за волосы и начала говорить ей на ухо:
– Слушай сюда. Мы еще не закончили. Берегись!
– Напугала, тоже мне! Я тебя не боюсь, жалкая потаскуха!
Оттолкнув Белинду ударом локтем в ребра, она двинулась на другую половину площадки. Проходя мимо группы женщин, она заметила, как они перестали разговаривать.
– Спектакль окончен, – объявила она.
– Вы не хотите рассказать мне, что произошло сегодня днем?
– Нет, не хочу. – Она уставилась на доктора Лэмборна и упрямо покачала головой.
– Эми, я стараюсь вам помочь. Очень стараюсь, но вы не хотите помочь мне. Я вам очень много времени уделяю – гораздо больше, чем другим пациентам. Как вам кажется, по какой причине я это делаю?
– Я знаю, вы сами отвечали на этот вопрос. Вам кажется, что остальные – конченые психи, которым такой вид терапии уже не поможет. Или это, или я вам нравлюсь.
Он закрыл глаза, пытаясь вернуть себе самообладание.
– Оставлю последнюю ремарку без внимания. А сейчас давайте продолжим с того места, на котором остановились в прошлый раз. – Он посмотрел в свои записи. – Вернемся в тот момент, когда вы взяли ребенка мачехи… – Он бросил на нее взгляд, чтобы убедиться, что она слушает. – Когда вы взяли ребенка Керри?
Эми напряглась, услышав это имя, и поняла, что он намеренно произносит его, чтобы спровоцировать реакцию. Она не доставит ему такого удовольствия, не станет для него легкой добычей. Во рту пересохло. Контролировать голос было тяжело. Очевидно, он не собирается оставлять эту тему, поэтому лучше покончить с этим чем раньше, тем лучше. Да и лежать на кушетке в тишине и покое кабинета было гораздо приятнее, чем с дикарями в палате. Поэтому – почему бы не сказать ему то, что он хочет услышать.
– Думаю, вы были правы, доктор. Я вытеснила воспоминания об этой ночи из своей памяти. Был день рождения мамы. В тот день ей бы исполнилось сорок лет, но никто об этом не вспомнил. – Она бросила удивленный взгляд на доктора. – Можете себе представить? Отец даже не вспомнил про день рождения жены. Ведь они были вместе с тех пор, как им было по шестнадцать, а в тот момент он был поглощен только новорожденным малышом. Он даже не вспомнил другого своего ребенка, трагически погибшего. В его новой семье для меня просто больше не было места, все мы туда не помещались. Я думала убежать из дома, но куда бы я ушла? Да и вообще, почему я должна уходить из собственного дома?
– Правильно ли я понял, – перебил ее доктор Лэмборн, – что ваш отец и Керри в какой-то момент поженились и родили ребенка?
– В какой-то момент? Не смешите – они поженились всего через пять месяцев после знакомства.
– Понятно. А через сколько родился ребенок?
– Через девять месяцев, представьте себе! – съязвила она.
– Девочка или мальчик?
– Какая разница? Зачем вы задаете эти вопросы?
– Девочка или мальчик? – не отступал он.
Она раздраженно засопела.
– Господи! Ну девочка!
– Спасибо. Теперь вернемся в ту ночь.
– Боже мой, вы допрашиваете, как полицейский.
– Вы же понимаете, Эми, что могли сесть в тюрьму за попытку самоубийства, не говоря уже об убийстве. По моему мнению, вы должны быть благодарны отцу за то, что вместо этого он поместил вас сюда.
– Надо будет отправить ему благодарственную открытку.
– Вы не понимаете, как вам повезло. Только на прошлой неделе я рекомендовал, чтобы одного мужчину поместили к нам, в Эмбергейт, на лечение. Его обнаружили в петле рядом с разлагающимся телом жены. Он не мог жить без нее и попытался покончить с собой, чтобы они быть вместе. Но мировые судьи не согласились со мной, и его все-таки приговорили к полугодовому сроку в тюрьме.
Демонстрируя крайнюю незаинтересованность, она со скучающим видом отдирала катышки со своего халата.
Доктор растирал виски, стараясь не терять самообладания.
– Эми, что случилось в ту ночь? Если вы сможете рассказать, – помедлив, добавил он.
Он замолчал и перестал писать, стараясь даже не дышать, чтобы не нарушить тишину. Она нарастала до тех пор, пока стало невозможно не обращать на нее внимания. Первой сломалась Эми.
– Я хотела наказать их обоих за то, что они забыли день рождения моей матери, – тихо начала она. – Хотела, чтобы они испытали ту же боль, с которой я проживала каждый день своей жизни. Они сидели перед камином вдвоем на одном кресле – том самом, в котором так любили сидеть мы с мамой. Над камином на веревке сохли пеленки, и от них уже шел пар, а они все сидели и сидели, их лбы соприкасались, а отец гладил ее по щеке. Я чувствовала себя невидимкой. Если бы я исчезла навсегда, они бы даже не заметили. Это пеленки моего брата должны были висеть над камином. Это он должен был крепко спать в люльке на втором этаже. Все шло не так.
Эми замолчала, задумчиво катая катышек в руке.