Въ этотъ вечеръ Муся вернулась домой раньше обычнаго, въ одиннадцать. Перебирая бумаги въ ящикe, она наткнулась на старый иллюстрированный проспектъ пароходнаго общества, какъ-то сохранившiйся у нея отъ поeздки заграницу передъ войною. Муся разсeянно его перелистала. На палубe въ креслахъ сидeли рядомъ молодой человeкъ и дама. Передъ ними на столикe стояли {342} бокалы, бутылка въ ведеркe со льдомъ. Изумительно одeтый молодой человeкъ держалъ сигару въ рукe съ изумительно отдeланными ногтями, влюбленно глядя на изумительно одeтую даму. Вдали виднeлся берегъ, какiе-то пышные сады, замки... Мусю внезапно охватило страстное желанiе быть женой Клервилля, путешествовать на роскошномъ пароходe, пить шампанское, говорить по англiйски. "Ахъ, Боже мой, если бы кончилась эта проклятая бойня!" -- въ сотый разъ подумала она съ тоскою. Муся положила проспектъ и, замирая отъ волненья, вызвала гостиницу "Паласъ". Клервилль былъ у себя въ номерe. По первымъ его словамъ -- голосъ его звучалъ въ аппаратe такъ странно-непривычно, -- Муся почувствовала, что онъ не "шокированъ", что онъ счастливъ...
-- ...Да, непремeнно прieзжайте,-- говорила она, понижая голосъ почти до шопота.-- Будутъ политическiя рeчи, это навeрное васъ интересуетъ.
Въ ту же секунду Муся инстинктомъ почувствовала, что поступила неосторожно. Ея послeднiя слова встревожили Клервилля. Онъ смущенно объяснилъ, что, въ такомъ случаe, ему, какъ иностранному офицеру и гостю въ Россiи, лучше было бы не идти. Муся заговорила быстро и сбивчиво, забывъ о модуляцiяхъ голоса. Она объяснила Клервиллю, что никакого политическаго характера банкетъ, конечно, имeть не будетъ:
-- Вы догадываетесь, что иначе я бы васъ и не приглашала... Я прекрасно понимаю, что вы не можете участвовать въ нашихъ политическихъ манифестацiяхъ... Нeтъ, будьте совершенно спокойны, Вивiанъ, я ручаюсь вамъ,-- говорила она, съ наслажденьемъ называя его по имени. _ Нeтъ, вы должны, должны прiйти... Впрочемъ, можетъ быть, вы просто не хотите?.. Тогда я, конечно, не настаиваю, если вамъ скучно?.. {343}
Клервилль сказалъ, что будетъ непремeнно, и просилъ посадить его рядомъ съ ней.
-- Я плохо говорю по русски и мнe такъ, такъ хочется сидeть съ вами...
Муся обeщала исполнить его желанiе, "если только будетъ какая-нибудь возможность".
Они простились, чувствуя съ волненiемъ, какъ ихъ сблизилъ этотъ ночной разговоръ по телефону. Муся положила ручку аппарата, встала и прошлась по комнатe. Счастье заливало, переполняло ея душу. Ей казалось, что никакiя описывавшiяся въ романахъ ivresses не могли бы ей доставить большаго наслажденiя, чeмъ этотъ незначительный разговоръ, при которомъ ничего не было сказано. Муся подошла къ пiанино и почти безсознательно, какъ въ тотъ вечеръ знакомства съ Клервиллемъ и Брауномъ (почему-то она вспомнила и о немъ), взяла нeсколько аккордовъ, чуть слышно повторяя слова: "E voi -- o fiori -- dall' olezzo sottile -- vi faccia -- tutti -- aprire -- la mia man maledetta!.."
Майоръ Клервилль весь этотъ вечеръ провелъ у себя въ номерe за чтенiемъ "Братьевъ Карамазовыхъ", иногда отрываясь отъ книги, чтобъ закурить свою Gold Flake. Въ комнатe было тепло, однако радiаторъ не замeнялъ настоящаго жарко растопленнаго камина. Удобствъ жизни, того, что иностранцы называли комфортомъ и считали достоянiемъ Англiи, въ Петербургe было, пожалуй, больше, чeмъ въ Лондонe. Но уюта, спокойствiя не было вовсе, какъ не было ихъ въ этой необыкновенной, мучительной книгe.