Читаем Ключъ полностью

На это Клервилль ничего не отвeтилъ. Онъ не совсeмъ понялъ послeднiя слова Никонова, но шутка о королe ему не понравилась. Муся тотчасъ это замeтила.

-- Господа, мы постараемся улизнуть послe рeчи князя,-- сказала она.-Какъ вы думаете, а? Вeдь она самая интересная... Какъ и рeчь Платона Михайловича,-- добавила Муся: ей хотeлось въ этотъ день быть всeмъ прiятной.

-- Fille de'nature'e, это невозможно,-- возразилъ польщенный Фоминъ, отрываясь отъ мыслей о своей близящейся рeчи,-- вы никакъ не можете улизнуть до отвeтнаго слова дорогого намъ всeмъ юбиляра.

-- Ахъ, я и забыла, что будетъ еще отвeтное слово... Ничего, папа насъ проститъ.

-- Да онъ и не замeтитъ, ему не до насъ,-- сказалъ Березинъ.

За почетнымъ столомъ, предсeдатель, старый, знаменитый адвокатъ, постучалъ ножомъ по бокалу. {357}

-- Слово принадлежитъ Платону Михайловичу Фомину.

Муся энергично заапплодировала, ея примeру послeдовалъ весь кружокъ; рукоплесканiя все-таки вышли довольно жидкiя: Фомина мало знали. Онъ всталъ, повернулся къ Кременецкому и, криво улыбнувшись, заговорилъ. Фоминъ приготовилъ рeчь въ томъ невыносимо-шутливомъ тонe, безъ котораго не обходится ни одинъ банкетъ въ мiрe.

-- ...Личность глубокоуважаемаго юбиляра,-- говорилъ онъ,-- столь разностороння и, такъ сказать, многогранна, что лично я невольно теряюсь... Господа, знаете ли вы, какъ зачастую поступаютъ дeти съ дорогой подаренной имъ игрушкой, сложный механизмъ которой зачастую превышаетъ ихъ способность пониманiя? Они разбираютъ ее на части и изучаютъ отдeльные кусочки (послышался смeхъ; Семенъ Исидоровичъ смущенно улыбался, Тамара Матвeевна одобрительно кивала головой). Такъ и намъ остается разбить на грани многогранный образъ Семена Исидоровича, который вeдь тоже есть въ своемъ родe, такъ сказать, произведенiе искусства. На мою долю, mesdames et messieurs, приходится лишь одна скромная грань большой фигуры... Милостивыя государыни и государи, я вынужденъ сдeлать ужасное признанiе: господа, я ничего не понимаю въ политикe! (Фоминъ улыбнулся и побeдоносно обвелъ взглядомъ залъ, точно ожидая возраженiй,-- въ дeйствительности онъ считалъ себя тонкимъ политикомъ). Согласитесь, что это столь печальное для меня обстоятельство имeетъ по крайней мeрe одну хорошую сторону: оно оригинально! Ибо, какъ извeстно, политику понимаютъ всe... Но я, господа, будучи въ нeкоторомъ родe уродомъ, я лишенъ этой способности и потому лишенъ и возможности говорить о Семенe Исидоровичe, какъ {358} о политическомъ мыслителe и вождe. Это сегодня сдeлаетъ, господа, со свойственнымъ ему авторитетомъ, мой другъ, князь Алексeй Андреевичъ Горенскiй. Моя задача другая... Увы, господа, здeсь я немного опасаюсь, какъ бы со стороны моихъ недоброжелателей не послeдовало возраженiе, то возраженiе, что я ничего не понимаю и въ юриспруденцiи! (онъ улыбнулся еще побeдоноснeе, снова послышался смeхъ; Никоновъ закивалъ утвердительно головою). Господа, вы молчите, -- я констатирую, что у меня нeтъ недоброжелателей! По крайней мeрe я хочу думать, что ваше молчанiе не есть знакъ согласiя!.. Какъ бы то ни было, я не намeренъ говорить о нашемъ глубокоуважаемомъ юбилярe и какъ объ юристe, -- это уже сдeлали, съ несравненной силой и краснорeчiемъ, наши старшiе товарищи и учителя. Моя задача скромнeе, господа! Мое слово будетъ не о большомъ русскомъ адвокатe Кременецкомъ, а о моемъ дорогомъ патронe, наставникe и, смeю сказать, другe ("Семe",-- подсказалъ Никоновъ, Фоминъ на него покосился), о моемъ старшемъ другe Семенe Исидоровичe...

Такъ онъ говорилъ минутъ пятнадцать. Онъ говорилъ о Семенe Исидоровичe, какъ объ учителe младшаго поколeнiя, объ его дружескомъ внимательномъ отношенiи къ помощникамъ, о той работe большого адвоката, которой не видeли постороннiе.-- "О ней,-- сказалъ Фоминъ,-- кромe меня можетъ судить только одинъ человeкъ въ этой залe и я не сомнeваюсь, что мой дорогой коллега, Григорiй Ивановичъ Никоновъ, присоединяется къ моимъ словамъ со всей силой убeжденiя, со всей теплотой чувства" ("Впрочемъ, за здоровье Его Благородiя",-- пробормоталъ Никоновъ, изобразивъ на лицe умиленiе и восторгъ). {359}

Перейти на страницу:

Все книги серии Исторический цикл Марка Алданова

Повесть о смерти
Повесть о смерти

Марк Алданов — блестящий русский писатель-историк XX века, он явился автором произведений, непревзойденных по достоверности (писатель много времени провел в архивах) и глубине осмысления жизни великих людей прошлого и настоящего.«Повесть о смерти» — о последних мгновениях жизни Оноре де Бальзака. Писателя неизменно занимают вопросы нравственности, вечных ценностей и исторической целесообразности происходящего в мире.«Повесть о смерти» печаталась в нью-йоркском «Новом журнале» в шести номерах в 1952—1953 гг., в каждом по одной части примерно равного объема. Два экземпляра машинописи последней редакции хранятся в Библиотеке-архиве Российского фонда культуры и в Бахметевском архиве Колумбийского университета (Нью-Йорк). Когда Алданов не вмещался в отведенный ему редакцией журнала объем — около 64 страниц для каждого отрывка — он опускал отдельные главы. 6 августа 1952 года по поводу сокращений в третьей части он писал Р.Б. Гулю: «В третьем отрывке я выпускаю главы, в которых Виер посещает киевские кружки и в Верховне ведет разговор с Бальзаком. Для журнала выпуск их можно считать выигрышным: действие идет быстрее. Выпущенные главы я заменяю рядами точек»[1].Он писал и о сокращениях в последующих частях: опустил главу о Бланки, поскольку ранее она была опубликована в газете «Новое русское слово», предполагал опустить и главу об Араго, также поместить ее в газете, но в последний момент передумал, и она вошла в журнальный текст.Писатель был твердо уверен, что повесть вскоре выйдет отдельной книгой и Издательстве имени Чехова, намеревался дня этого издания дописать намеченные главы. Но жизнь распорядилась иначе. Руководство издательства, вместо того, чтобы печатать недавно опубликованную в журнале повесть, решило переиздать один из старых романов Алданова, «Ключ», к тому времени ставший библиографической редкостью. Алданов не возражал. «Повесть о смерти» так и не вышла отдельным изданием при его жизни, текст остался недописанным.

Марк Александрович Алданов

Проза / Историческая проза

Похожие книги