Ключъ

Князь обладалъ замeчательной способностью произносить фразы, которыя всe тысячу разъ читали въ газетахъ, совершенно такъ, какъ если-бы онe только что впервые зародились у него въ головe и еще никому не были извeстны. Лицо Горенскаго побагровeло. Слова о бронированномъ кулакe онъ бросилъ съ чрезвычайной силой. Раздались бурныя рукоплесканья, затeмъ снова настала напряженная тишина. Смыслъ этой части рeчи князя заключался въ томъ, что въ то время, какъ Семенъ Исидоровичъ сразу разобрался въ борьбe Ормузда съ Ариманомъ и занялъ въ ней надлежащую позицiю, на сторону Аримана стала звeздная палата и камарилья. Прогнившая насквозь власть бросила вызовъ всему народу русскому, въ частности, рабочему классу, требующему, со всей силой убeжденiя, новой энергiи, новыхъ путей, новыхъ методовъ войны за освобожденiе народовъ!

Залъ затрясся отъ апплодисментовъ. Горенскiй вытеръ лобъ платкомъ и остановился, глядя на слушателей налитыми кровью глазами. {365} Рукоплесканья всегда его пьянили. За минуту до того онъ еще не зналъ, что скажетъ дальше. Теперь рeчь его потекла свободно. Слова о народe русскомъ (онъ въ рeчахъ для красоты слога обычно ставилъ прилагательное послe существительнаго) неожиданно дали ему возможность попутно набросать характеристику русской души. Онъ высказалъ мысли о русскомъ народe, какъ о носителe идеи вeчной правды, которую лишь безсознательно чувствовалъ сeрый русскiй мужикъ и которую за него выражали его духовные вожди, въ томъ числe Семенъ Исидоровичъ.

-- ...Да, господа, эта "святая сeрая скотинка" медленной, тяжелой, но упорной тропою... идетъ къ тeмъ же высшимъ началамъ права и справедливости... къ какимъ, во всеоружiи опыта гражданственности... несутся англо-саксонская и латинская расы. И кто знаетъ, господа, не суждено ли намъ ихъ опередить? Я вeрю, господа, въ прыжокъ изъ царства необходимости въ царство свободы! Больше того, господа, съ рискомъ быть обвиненнымъ въ утопизмe, я не вeрю вообще въ царство необходимости! Человeчество властно куетъ свое будущее!.. Господа, я вeрю только въ царство свободы!

Апплодисменты гремeли все чаще. Теперь ихъ вызывала почти каждая фраза. Муся апплодировала изо всей силы. Отъ нея не отставали другiе. Въ кружкe презирали политику, но на этотъ разъ всe были взволнованы. Витя восторженными глазами уставился на оратора. Горенскiй уже съ трудомъ связывалъ фразы. Онъ задыхался. Изъ дверей на него съ испугомъ смотрeли лакеи. За дверьми толпились люди.

-- ...Господа!.. Имeющiй уши да слышитъ!.. Но эти слeпцы не видятъ и не слышатъ!.. Господа, въ эти трагическiе дни... да будетъ повторено {366} слово великаго писателя земли русской: "Не могу молчать"!.. Да, господа, есть минуты, когда молчать -- преступленье, котораго не проститъ намъ потомство, какъ не проститъ народъ русскiй!.. Выйдите на окраины города!.. Взгляните, взгляните же вокругъ себя!.. Переполняется вeковая чаша терпeнiя народнаго!.. Приходитъ позорный конецъ мiру кнута и мракобeсiя!.. Завтра, можетъ быть, уже будетъ поздно! Господа, Ахеронъ выходить на улицу!.. Нeтъ, не апплодируйте,-- вскрикнулъ князь, поднявъ руку,-- вы не смeете апплодировать! завтра, можетъ быть, прольется кровь!.. (Апплодисменты мгновенно оборвались). Господа, никто изъ насъ не знаетъ, что его ждетъ. Но въ эти жертвенные дни да будетъ же девизъ нашъ: Sursum corda! Господа, имeемъ сердца горe! Вершины духа человeческаго съ нами!.. Съ нами люди, подобные Семену Сидоровичу... Съ нами и тe, кто выявляетъ во вдохновенномъ творчествe тончайшую духовную эманацiю толщъ народныхъ! Господа, въ эти дни обратимся мыслью къ нашимъ провидцамъ! Писатель, который со всей справедливостью можетъ быть названъ совeстью народа русскаго, изъ толщи и крови котораго онъ вышелъ,-- я назвалъ Максима Горькаго (несмотря на просьбу оратора, загремeли долгiя рукоплесканья)...-- писатель этотъ во вдохновенномъ прозрeнiи своемъ пророчески воспeлъ... грядущiй, близящiйся Ахеронъ.

Князь поднялъ съ тарелки листокъ бумаги.

-- Вы помните, господа, дивную аллегорiю Горькаго? Птицы ведутъ между собой бесeду... Здeсь и солидная пуганая ворона, и дeйствительный статскiй снигирь, и почтительно-либеральный старый воробей, птица себe на умe, которая тихо сказала: "Да здравствуетъ свобода!" и тотчасъ громко добавила: "въ предeлахъ законности"! {367} (послышался смeхъ)... И этимъ, съ позволенiя сказать, пернатымъ -- имя же имъ легiонъ въ трижды печальной русской дeйствительности -- грезится вдохновенный образъ другой птицы... Слушайте!

Онъ развернулъ листокъ и, изъ послeднихъ силъ справляясь съ дыханьемъ, прочелъ съ надрывомъ въ громовомъ голосe:

"Вотъ онъ носится, какъ демонъ,-- гордый, черный демонъ бури,-- и смeется, и рыдаетъ... Онъ надъ тучами смeется, онъ отъ радости рыдаетъ.

Въ гнeвe грома,-- чуткiй демонъ,-- онъ давно усталость слышитъ, онъ увeренъ, что не скроютъ тучи солнца,-- нeтъ, не скроютъ.

Вeтеръ воетъ... Громъ грохочетъ...