Ключ

Этот вопрос так и остался невыясненным. Да никто и не собирался его выяснять. Главный смотритель женской половины царского дома был в ярости! Вывести из строя сразу двух принцесс! Это конечно не финальная катастрофа, когда лучше броситься на собственный кинжал, но весьма неприятное происшествие в рамках внутрисемейной политики.

Слетели с должностей несколько знахарей и нянек, которые вообще были не причём. Дело дошло до фараона, и тогда получил по бритой макушке сам Имхотеп, протеже которого так лихо набедокурил в хозяйстве его повелителя.

На счастье Прыска тогдашний правитель Египта не был скор на расправу, но это вовсе не значило, что он готов был закрыть глаза на причинённый ему урон. Вердикт повелителя был однозначен — лишить виновника мужественности.

Мягкое наказание, но ведь надо же кого-то наказать!

Прыск был последним, кто узнал о чрезвычайном происшествии, к которому имел непосредственное отношение. И было бы это известие для него роковым, если бы не младшая из дочерей фараона, едва достигшая возраста любви и совсем недавно познавшая мужские ласки.

Эта девушка была немножечко влюблена в писца Верховного жреца, которого встретила в покоях старших сестёр. Совершенно неопытная, но хрупкая и нежная, как едва раскрывшийся бутон лотоса, она очаровала Прыска своей ещё детской наивностью и совершенной красотой. Но, увы, их знакомство было недолгим, а связь мимолётной. Но именно эта девушка предупредила Прыска, (носившего тогда другое имя), о том, что ему грозит опасность.

Её предупреждение едва не запоздало. Молодой писец вынужден был бросить папирусы, над которыми работал, и бежать от стражи в лабиринт хранилища мудрости, где за каменными полками заваленными древними свитками имелась маленькая лаборатория его учителя и патрона — Имхотепа.

Нет, спрятаться в ней было невозможно, и запасного выхода из неё тоже не было. Но именно здесь смышлёный ученик великого учёного надеялся найти средство для спасения!

Стражи потом нашли лишь набедренную повязку, сандалии и амулет сбежавшего писца. Но его самого нигде не было. И ни следа, ни намёка не осталось, чтобы понять, куда это он подался голый?

Допросили всех кого могли, даже самого Имхотепа, но Верховный жрец лишь пожал плечами и зачем-то внимательно вгляделся в угол лаборатории-кельи, туда, где древние плиты чуть разошлись из-за землетрясения, случившегося пару веков назад. В образовавшуюся щель сумел бы протиснуться, разве что, кто-нибудь из не слишком крупных детей богини Бастет. Конечно же, никакого писаря там не было, и быть не могло.

* * *

(Примечание автора — Я догадываюсь, что приверженцы «традиционной морали» с удовольствием сожгли бы меня на костре, а историки забили бы до смерти трудами по египтологии. Но я утверждал, и буду утверждать, что убеждения первых основаны на извращении, коверкающем человеческую природу, но возведённом в культ сумасшедшими правителями и религиозными психопатами, много столетий назад. Перед вторыми же я хотел бы совершенно искренне извиниться за анахронизмы и вольное использование имён и терминов, относящихся к истории Древнего мира.

В конце концов, это фэнтези! Я преклоняюсь перед теми, кто пишет исторические романы, но не считаю себя готовым для столь серьёзных трудов. Может быть позже, но не сейчас. А сейчас — Колдовской замок!)

* * *

И началась для Прыска совсем другая жизнь. Сначала было тяжело в незнакомом теле грызуна, но потом он привык. Даже нашёл кое-какие преимущества. Например, мог питаться со стола самого фараона, оставаясь при этом незаметным. Но самое главное, теперь он имел доступ к любому манускрипту и артефакту в любом хранилище мудрости Египта, куда допускались лишь посвящённые, и даже перед самим фараоном не всегда открывались двери!

Некоторое время он тосковал по своим возлюбленным, и опасался за их судьбу, но потом узнал, что и они, и дети их не пострадали. Все были пристроены и не обижены судьбой, а его юная спасительница стала женой следующего фараона!

Что же касается его собственной личной жизни, то очень скоро он понял привлекательность самок местного крысиного племени. Благодаря своим размерам — вдвое больше обычного, он не имел конкуренции среди самцов и даже мог не бояться детей богини Бастет!