Ключ для пешки

Он уже не раз близко подходил к смерти, но никогда еще она не была такой пугающе реальной. Как ни было плохо в иные моменты, но никогда еще всерьез не осознавалось, что это действительно случится. И теперь нужно самому сделать шаг, ступить за грань… Тело, такое молодое, сильное, живое, отчаянно сопротивлялось. Безграничный ужас сковал остатки мыслей. Что будет с мамой, с Ириной?.. Мозг лихорадочно цеплялся за все, что только можно, искал причины остаться, придумывал важные, веские оправдания… Черные сомнения снова всколыхнулись неистовой волной, ненависть и разочарование показались такими приятными, спасительными… Он не обязан вот так расплачиваться за чужие ошибки!!! Ему всего шестнадцать!!! Но… сколько лет будет Ирине, когда она, сидя на обуглившейся скамейке, поднимет на него взгляд, полный слез?.. А Яну?.. Вдруг вспомнилось, какой желанной казалась смерть тогда, в плену у скробов. Жить, видеть нечеловеческие страдания близких и знать, что ты мог это предотвратить, но не сделал последний шаг? Не страшнее ли смерти такая жизнь?

И, чтобы поскорее все совершилось, чтобы не думать, не чувствовать, не осознавать, Федя встал на колени (подняться на ноги уже не смог) и крикнул:

— Я… согласен!.. Я открываю… светлые… Врата.

В воздухе появился светящийся меч. Сердце колотилось, как сумасшедшее, дыхание перехватило… Ну же… быстрее… Господи, как долго!!!!! Показалось, будто кто-то невидимый, но очень родной и близкий, взял за руку, пытаясь поддержать и успокоить… Меч развернулся… Секунда остановилась, самая долгая секунда в его жизни. Федя вдруг понял, что еще может выбрать, как прожить этот миг, и подумал об Ирише, ощутил ее мягкие теплые губы, прошептал: «Я люблю тебя…». Меч стремительно подлетел к Феде и насквозь пронзил его грудь. Почему-то совсем не больно… Последнее, что, падая, увидел юноша — Ключ, исчезающий в ослепительных лучах светлых Врат.

Федю окружал свет. Юноша летел в сияющем потоке, и этот поток был теплом и силой, любовью и счастьем. Тело было легким, воздушным, невесомым, словно освободившимся от оков… Вокруг возникали яркие, изумительно красивые виды, пейзажи… Они превращались в законченные картины реальности, жили какой-то миг, а потом растворялись в сиянии. Это напоминало волшебный, сказочный сон, прекрасный и удивительный…

Весна, безбрежное синее небо; распускающиеся на деревьях почки; молоденькая ярко-зеленая травка, только пробившаяся из земли; полные юной бурлящей жизни ручейки… Первые цветы раскрывают невинно свежие, как первый поцелуй, лепестки среди умирающего, но гордого в своем сверкающем великолепии снега… Стройные сосны вершинами задевают небо… Запах весеннего соснового леса сводит с ума, пьянит своей свежестью… Сквозь деревья виднеется широкая спокойная река. Солнечная дорожка переливается сверкающими на воде пятнышками, маленькие волны нежно ласкают берег…

Бесконечный свет, мягкий голубовато-золотистый свет… Все существо юноши переполняют любовь и счастье, невероятное счастье, упоительный экстаз, какого никогда еще не доводилось испытать… Здесь нет времени… Это блаженство существует сейчас и всегда, без начала и без конца… И оно так знакомо, словно здесь и есть настоящий дом, а вся прошедшая жизнь была лишь кратким мигом, мимолетным сном…

Теплая, чарующая южная ночь. На глади тихого, ласкового моря играет бликами серебристая лунная дорожка. Как по волшебству, на пляже возникает небольшой уютный ресторан. Каждый столик прячется под зонтиком из сухих пальмовых веток. Звучит приятная негромкая музыка, завораживает беспечная игра пузырьков в невероятно красивых бокалах с шампанским. Напротив за столиком сидит Олег в белых светящихся одеждах и улыбается Феде. Раньше взгляд отчима никогда не был таким теплым и спокойным.

— Олег Павлович… вы… — после краткого замешательства до Феди доходит, что сам он тоже вроде как умер.

— Мне позволили увидеться с тобой, — говорит Олег. — Мне необходимо сказать… Прости меня. Прости меня за все.

— Олег Павлович, это вы меня простите… — глаза юноши наполнились слезами.

— Я так хотел вам это сказать, и сейчас… Ведь это я виноват в том, что…

— Нет, Федя. Это полностью моя вина. Не вини себя, отпусти эту боль, прошлое не вернуть.

Олег взял Федю за руку. Юноша с удивлением поднял глаза и ощутил, как между ними протянулась необъяснимая связь, и он… у слышал душу Олега, все его мысли и чувства, которые воспринимал сейчас не оформленными в слова, а полностью, единым пластом, как музыку, и понимал всем своим существом.

— Папа… — почему-то сказал он, отвечая на услышанную сердцем мольбу и одновременно ощущая, как высвобождается где-то глубоко внутри давно дремлющая боль.

— Спасибо, — с невыразимым теплом и благодарностью ответил Олег, и Федя почувствовал: в душе больше нет ни капли боли. Все, что должно было произойти, теперь произошло, и наконец сказано все, что так нужно было сказать.