Ключ Эдема

Пленники чуть не плакали, они терлись о стену, катались по земле, кто-то даже кусал себя зубами. Завидев Элиану, они притихли. Но кроме ненависти, в их глазах она видела мольбу, и это было большим шагом к успеху.

– Возьми, – Элиана протянула Хасиму нож. – Раздень их и обрей.

– Обрить? – переспросил тот, решив, что не правильно понял. – Голову?

– Всё. От макушки до пят. Да гляди, не отрежь чего.

Элиана не выходила из комнаты, пока шла процедура. Ей не доставляло никакого удовольствия смотреть, как десять мужчин, ощущая свою наготу и беззащитность, пытаются сохранить остатки достоинства. Держа наготове арбалет, на случай, если кто-то решит напасть и завладеть оружием из рук Хасима, Элиана думала о том, что случайность сыграла большую роль, чем продуманный план. Для них, закаленных смертельной идеологией, физические притеснения – ничто. Но унижение и ощущение зависимости оказалось их слабым местом.

Никто ни словом, ни делом не обидел ее, и со смирением опускали головы, когда Элиана наносила приготовленное средство от вшей на их тела.

– Я сам могу это сделать, тебе ни к чему марать руки, – заметил Хасим вполголоса.

– Чтобы услышать меня, они не должны видеть женщину, – ответила та, смешивая в миске новую порцию. – Мать, но не женщину.

– Ты очень мудрая, – произнес Хасим, не желая тем самым угодить ей, а лишь выражая удивление.

Она не ответила, поскольку не считала себя таковой.

Первые дни относительной свободы пленников, а точнее – нового поколения ассасинов, были самыми тяжелыми. Оставлять их связанными значило бы показать свое недоверие, а это породило бы сомнение в их душах. Они еще только делали первые шаги к просветлению, и любая ошибка на этом этапе могла быть равносильной падению в пропасть. К Элиане они относились с опаской, но доля уважения в этом была больше, чем неприязнь или злость. Хасима они слушали внимательно, и если двое позволяли себе изредка высказывания уничижительного характера, обвиняя его в предательстве, то другие впитывали каждое его слово. Первую радость Элиана почувствовала тогда, когда они начали задавать вопросы, а не только выслушивать лекции. Это было восхитительно! Они открылись и жаждали знаний.

В тот вечер она позвала Хасима к себе в комнату и подала ему бокал вина.

– Это нужно отпраздновать! – едва не пританцовывая, она налила и себе пьянящего напитка. – Поверить не могу! Ростки пробились сквозь камень, это ли не чудо?

– Прости, – Хасим держал бокал неумело и на вытянутой руке, будто тот был из раскаленного металла, – не хочу тебя оскорбить, но я не могу это пить.

– Не мог, – Элиана нахмурилась и подошла к нему, заглядывая в глаза, так похожие на собачьи: в них было понимание и чувство вины, готовность служить и сожаление из-за ограниченных возможностей в этом. – Тебе запрещала не вера, а ложь. Ложь, которую вбил в головы Рашид ад-Дин Синан, Старец Горы, вернее – ваш тиран и самозваный вождь.

Она видела, что от каждого слова тот морщится, рука сжалась крепче. В нем боролась преданность прежнему хозяину и новому. Пусть за последний месяц он многое узнал и переосмыслил, но навсегда забыть прошлое было невозможно.

– Что если смерть не перенесет тебя в райский сад? – спросила она, обходя вокруг него, – если после нас ждет лишь пустота и мрак, бездействие? И все, что мы можем получить хорошего либо плохого – только теперь, сейчас, пока мы дышим и чувствуем? О чем бы ты сожалел тогда? О глотке вина, которое не испробовал из-за страха?

Подумав, Хасим пригубил вино, нехотя, будто собирался на вкус распробовать смертельный яд. Чуть улыбнувшись, он заметил:

– Нет, госпожа. Я жалел бы совсем о другом.

Встретив его взгляд, Элиана нахмурилась и отошла.

– Осуши бокал и иди в город, найди себе женщин, пусть утешат твою плоть.

Бормоча под нос извинения, совершенно поникнув и желая немедленно провалиться сквозь землю, Хасим ушел.

Вернувшись к своему письму старику Натану, Элиана погрузилась в размышления. Ей поручили ответственную миссию, без подготовки, словно выбросили за борт лодки, ожидая, выплывет или пойдет ко дну. Отрадно было сообщать об успехе. Конечно, по ее словам трудно было понять, что гордость переполняет через край, но Элиана испытывала именно это.

Протянув руку к бокалу вина, она ощутила кожей легкое дуновение воздуха. Продолжив движение, она другой рукой выхватила находящийся на поясе небольшой нож и, бросив бокал назад, вскочила на ноги. Стекло разбилось вдребезги, кроваво-красное пятно разлилось по полу, намочив носки сапог незваного гостя, чье появление едва не осталось без внимания.

– Что-то тихо, пусто, – мужчина, стоящий напротив нее, опустил платок, прикрывающий нижнюю часть лица. Впрочем, она и так узнала его, по глазам. И этот шрам. Он словно метка, отделяющая невозвратное прошлое от безумного настоящего. – Кто же держит сторожевых псов на привязи? Или боишься, что руку откусят?

– Ну здравствуй, Закария, – натянуто улыбнулась она. – С чем пожаловал?