Ключ к полям

— Гм… даже и не знаю, что тебе ответить. Там есть еще Лева, но на волан он похож меньше всего. И является время от времени некий Черныш, то ли юрист, то ли врач, то ли просто друг семьи…

— Что за птица?

— Дрозд.

— Ладно, ты говоришь, твой дядя — человек состоятельный…

— Ничего подобного я не говорил.

— А чем он занимается?

— Ничем. Живет в свое удовольствие.

— А деньги на удовольствия у него откуда?

— Не знаю. В молодости он был то ли шутом, то ли поваром. В общем, человек с артистической жилкой, как и вся наша семья.

— И теперь он прожигает жизнь на скудную пенсию шута?

— Может, он откладывал на черный день.

— Как и вся ваша семья. Кстати, давно хотел спросить: как получилось, что он карлик? У вас в семье, кажется, все очень рослые.

— Он был слабенький с детства, и как-то раз неудачно упал. В результате — перелом шейки левого бедра и эффектная внешность на всю жизнь. Что же касается Жужи…

— Да, почему она увольняется?

— Кто знает? Чужая душа — потемки, как сказал поэт. Тем более, когда крыша поехала…

— Но она ведь как-то аргументировала это дело своим работодателям?

— О да. Стандартный набор и явно не из ее лексикона. Все эти «перспективы» и «новые горизонты» явно притянуты за уши. И вот еще что. Мне тут звонили… Из номера четвертого и пятого. Какие-то типы… Я дал им твой телефон.

— А что им нужно?

— Не знаю. Что-то темнят… может, надеются получить с тебя возмещение морального ущерба.

— Не дождутся, — ухмыльнулся я.

— Ну, а я так точно нуждаюсь в возмещении, — расплылся в улыбочке он.

— Улитка, уймись! Я же давал тебе на «непредвиденные расходы», и даже сверх того! А ты и потратился только на капуччино. И то, зная тебя… Не удивлюсь, если платила девушка.

— За кого ты меня принимаешь? — наигранное возмущение. — Обе кружки за счет заведения! Хозяин у меня в долгу. И вообще, непредвиденные расходы моральной стороны вопроса не касаются. Моральный ущерб — совсем другая петрушка. Копаться в грязном белье — удовольствие на любителя. Организм мой истощен.

Вздохнув, я полез за кошельком. Иллюзия собственной чистоты — дорогое удовольствие.

Номер пятый не замедлил объявиться. Светало. Очумело горланила какая-то птица за окном. Я посмотрел на часы — пять утра. Мобильный с неизвестным номером на экране угрожающе вибрировал и тыкался в подушку. Я почему-то сразу решил — номер пятый.

— Вы, собственно, кто? — без экивоков приступил он.

— А вы, собственно, кто? — Мне тоже палец в рот не клади, особенно на рассвете.

Пыхтение, обиженный выдох. Назвал свою фамилию.

— Бизе — как композитор?

— Безе — как белки с сахаром.

— Как поэтично. Вы француз?

— Я украинец. Вас это смущает?

— Нет, с чего бы вдруг?

Помолчали.

— Вы знаете, который час? — не вытерпел я.

— Не в том дело.

— А в чем?

Что за псих? — мелькнуло на задворках сознания. Птица продолжала горланить.

— А в том, что на днях один субъект звонил ко мне на работу — студия «Кролик и K°» — по поводу Жужи… Он дал мне ваш телефон, как заинтересованного лица. Вы ведь Евгений?

— Допустим, я.

— Тогда, возвращаясь к первому вопросу…

— К первому? А, ну да… Я Жужин друг… в некотором смысле… то есть, можно сказать, хороший знакомый… по работе.

— И что же, хороший знакомый, вы на всех сотрудников заводите личное дело?

— Н-нет.

— Вы этим по долгу службы занимаетесь или, так сказать, по велению души?

— По велению… То есть…

— Ясно. А скажите, сколько она у вас работает?

— Около месяца.

— Ага… Ну что ж, пора.

— Что «ага» и что «пора»? — Я поднялся, с силой захлопнул окно, оборвав адские птичьи трели на самой высокой ноте.

Другая пташка тем временем продолжала:

— Ничего. Вы, главное, не нервничайте.

— Я вас не понимаю… Зачем вы вообще звонили?

Оба мы психи, — мелькнуло на задворках сознания еще раз.

— А вам и не нужно понимать. Всего хорошего, хороший вы мой.

— Постойте, мне о многом нужно вас спросить. Это очень важно. Вы хорошо знаете Жужу? Не могли бы мы…

— Не могли бы. И вот еще что: на этот номер не звоните. Это не мой телефон… Все. Мне нечего больше вам сказать.

Короткие гудки. Я, конечно, сунулся по запретному номеру. Голос на том конце был сонный, злой и женский: «Нет. Здесь не живет. Выясняйте сами» — и снова гудки.