С моим полынным зельем тем временем произошли чудесные метаморфозы: оно стало мутным, с радужными бликами на поверхности. Забыв о Марине, я принялась гипнотизировать водоворот желтовато-молочных водорослей, пытаясь высмотреть в нем зеленую фею, сгубившую и вознесшую на небеса не одно поколение беглецов от реальности. Фея не показывалась — возможно, в подслащенной воде эти рыбки не водятся. Пахло травами, дождем, сильным ветром, древними, хранящими тепло камнями. Я на секунду увидела себя на вершине зеленого холма: высокая трава щекотно гладит колени, звенят колокольчики пасущихся внизу овец, в разрыве серых облаков змеится дорога, и миниатюрная коричневая фигурка с посохом спешит по ней к своей сумрачной цели. Я постояла немного и шагнула — сделала небольшой глоток.
— Ну как?
— Да подожди ты! Дай человеку прийти в себя.
Поначалу ничего не произошло: реальность не сместилась, третий глаз не открылся, было очень горько и мерзко, несмотря на сахар и изрядное количество воды. Но вкусовые эффекты тут же отступили на второй план перед визионерскими (желтыми и рваными по краям) и странным ощущением чего-то чужеродного и живого, неторопливо пробивающего себе дорогу внутри моего тела. Эта теплая горечь, этот подвижный яд не был ни настойкой, ни феей, ни галлюциногенным веществом, — он был самомостоятельным, мыслящим организмом, со своим мироощущением и миронеприятием. Пока он изумрудным дымом клубился внутри меня, было мгновение, выпавшее из стройного ряда секунд, смазанная вспышка, подготовительный выдох перед полной остановкой дыхания, когда изъяли и тут же водрузили на место фокус, земное притяжение, круговот веществ и мыслей. Ощущение сродни тому, что чувствует человек, спрыгнувший вниз головой с моста и у самого асфальта притянутый обратно эластичной веревкой. Словно вам показали нечто запредельное, даже впустили туда, но сразу же выдернули, не дав осмотреться в зеленой, мутной, вязкой и бесконечно притягательной глубине.
— Это какая-то смертельная встряска, — проговорила я, медленно приходя в себя.
— Восхитительная смерть! — подхватила Улялюм.
— Смертельная тоска, — фыркнула Саша.
— О! Ты на верном пути! — рассмеялась Лора.
— Может, еще рюмашку? — сощурилась Саша.
— Нет, пока достаточно. — Я осторожно прислушивалась к тому, что теперь было внутри меня.
— А в чем, собственно, дело? Зачем тебе Бип? Что-нибудь случилось? — закуривая, спросила Лора. Пальцы у нее были тонкие, слегка желтоватые, с коротко остриженными ногтями.
— Что случилось?
— Ну да, что случилось?
— Абсента больше не нужно, — хихикнула Улялюм.
— Да нет, все в порядке. Я просто… прислушиваюсь. — Я не была пьяна, скорее наоборот — с головокружительной быстрой трезвела, размагничивалась, развинчивалась, словом, что-то теряла, без малейших сожалений об утраченном.
— А я и так знаю, что произошло. Наверняка что-нибудь с Чио, — хмыкнула Саша.
— Да, ты угадала.
— Что, опять истерика? — спросила желтощекая Улялюм.
Я промолчала.
— Ты одна приехала?
— Нет. Там Лева, на улице…
— А что же он не зашел? — весело прищурившись, спросила Лора сквозь сизую пелену дыма.
— Он… — Черт, что бы такое соврать?
— Он боится, — отозвалась Саш, не отрывая взгляда от сцены.
— Тебя, что ли? — ухмыльнулась Улялюм.
— Меня.
— Но ведь… Тим говорил… Сюда, кажется, мужчин не пускают, — брякнула я.
Все переглянулись, даже в стеклянном взгляде безмолвной Жабы промелькнуло подобие мысли, и дружно расхохотались. Я почувствовала, что густо краснею.
— Нет, Саш, они точно тебя боятся! — утирая слезы, всхлипывала Улялюм. И, обернувшись ко мне, продолжила: — Сюда пускают кого угодно. Другое дело, что таким, как Тим, здесь ловить нечего.
— Стал меня кадрить. Меня! — возмутилась Саш, поглаживая нарисованные усики.
— Была драка. Точнее, Саша махала руками и орала благим матом.
— Да, было жарко, — гордо подтвердила та.
— А Лева, значит, на стреме? — прищурилась Лора.
— Что-то вроде.
Ну, попадись мне этот Тим! Хорошенькие шуточки!
— Ха! Смотрите-ка, Крюгерша опять за свое! — весело крикнула Саша.
— Крюгерша — это вон та костлявая старушенция у барной стойки, которая так неистово прижимается к девушке в черном платье, — шепнула мне Лора.
— Крюгерша! Крюгерша! — надрывалась Саша.
Тощая, с трупными пятнами косметики на дряхлом лице, унизанная кольцами, обвитая цепочками и браслетами Крюгерша сняла цепкие щупальца с плеча своей юной спутницы и пугливо завертела черепом.
— Ай-ай-ай! Крюгерша, это что ж такое? Ты опять за свое? Растляешь малолетних? Ты разве не видишь, что девочка впервые в таком заведении? Ты что, старая кляча, совсем с катушек слетела?
Крюгерша, наведя резкость, поморщилась и умостила когтистую лапу на прежнее место.
— Паучиха! — крикнула Саша.
— Женщина, влюбленная в другую, — самое безумное на свете существо, — лукаво сверкнув глазами, сказала Лора.
Словно в ответ на мои темные мысли, погас свет. От барной стойки отделился светящийся ореол и стал медленно продвигаться в нашу сторону.
— А вот и Бип, — сказала Саша.