Ключ к полям

– Говорит, поедем на автобусе. – И, помолчав, добавил: – Лева ушел на твой пляж. Хочет закопать ее там. А мне все это так осточертело...

– Я пойду к Бипу.

Когда я вошла, Бип, насвистывая, стоял ко мне спиной у окна. На кровати лежал, криво разинув пасть, его маленький, напичканный вещами брезентовый саквояжик. В углу сиротливо притулился надувной бассейн Мими.

– А, Мышонок! – обернулся ко мне, натужно улыбаясь. – А мы, видишь, уезжаем.

– Бип...

– Да, пора сматываться. Осточертела эта дыра. Поедем на автобусе, как тебе такая идея? Будешь весь день смотреть в окно. Снимаемся с якоря!

– Я знаю про Мими.

На секунду в крыжовенных глазах что-то блеснуло: то ли злость, то ли слезы. Не отвечая, не глядя на меня, он склонился над саквояжем, будто бы в поисках чего-то. Я вздохнула и вышла, тихо притворив за собой дверь.

Когда вернулся Лева, выяснилось, что исчезла Памела. Увязавшись за ним, она трусила рядом до самого пляжа и даже помогала ему рыть могилу. «А потом я потерял ее из виду. Не до того было», – оправдывался Лева. Погруженный в мрачные мысли, он дошел до самого дома, когда вспомнил о Памеле. Вернулся на пляж, послонялся по набережной, даже в парке побывал, но все без толку. Бип, казалось, обрадовался этому происшествию и наотрез отказался продолжать поиски. «Она не вернется» – заявил он, и никто не стал ему перечить.

Спешка сделала наш отъезд и весь этот невыносимый день нереальными. Я не видела черной лужи на ступеньках, не ходила больше на пляж, и потому мне до сих кажется, что Мими, затосковав, просто ушла от нас, быть может, присоединилась к каким-нибудь своим более счастливым пернатым сородичам. Беглянка Памела так и не объявилась. Вот ее-то, маленького ленивого поросенка под тревожными кипарисами, я иногда вижу во сне. Где ты, Памела?

Сейчас вся эта неделя в рыжей дымке наступающей осени кажется мне иллюзией, странным сном, от которого просыпаешься в слезах и помнишь мучительно долго. Я беру ее в руки, как янтарный шар с морем и кипарисами внутри, и, встряхнув, зачарованно наблюдаю (так Мими смотрела на белок), как кружатся и падают в воду желтые листья.

Старикам тут не место

Возьмите живого колбасуся и сдерите с него семь Шкур, невзирая на его крики.

Борис Виан

Зрение мое необычайно обострилось. Мир казался стройным и высоким, как готический храм. Помню, я даже решил, что у меня удлинились, как у хищников, зрачки. Несмотря на грязный туман с рыжеватой кромкой, рваными пластами стлавшийся по площадке с танцующими, я различал все до мельчайших деталей. Пространство вокруг меня преобразилось: словно сбросив тяжкие путы, ничем не сдерживаемый воздух стал текучим, живым. Течение воздуха, роение воздуха – таким было мое тогдашнее ощущение. Казалось, еще немного, и я постигну тайну времени, еще чуть-чуть – и тайны Вселенной разверзнутся под моими ногами.

Я тер глаза и часто мигал, в надежде добиться цельной картины, и время от времени какой-нибудь газетный лоскут пространства разглаживался, превращаясь то в хрустальную туфельку, то в волосатый кулак. Такая мелочь, как зацепка на бледно-розовой перчатке Коломбины, слившейся в кровавом поцелуе с другой Коломбиной, казалась мне грубым проявлением увечного человеческого бытия. Я попытался вернуть гармонию: поправил Коломбинам съехавший, один на двоих, парик, но был неблагодарно послан.

Глаза понемногу привыкали, обыкновенное человеческое зрение возвращалось ко мне. Пробираться между телами танцующих было непросто, меня то и дело толкали и останавливали: деревянный и неповоротливый, я диссонировал с жаркой танцующей массой. В какой-то момент из карнавального пестроцветья вынырнул Арлекин и, схватив меня за плечи, стал раскачиваться вместе со мной в такт музыке – две алые в ромбах неваляшки. Было смешно, страшно и радостно плыть по течению, никому не прекословя, безвольно следуя абсурдным правилам игры. Когда мой непрошеный учитель растаял – так же внезапно, как появился, – я, продолжая раскачиваться по инерции, продолжил свой путь.

Немного придя в себя после разговора с карликом, я двинулся туда, где громыхала музыка и возле пустой сцены толокся карнавальный люд. Пульчинелла, конечно, заговаривал мне зубы: Жужа здесь, никуда не уехала. И она не Коломбина. Погоня за сумрачными дамами и смуглыми леди сонетов была верхом глупости и недомыслия. Жужа – персонаж гротескный с головы до ног и, конечно, ни в каких дам с камелиями она бы не стала рядиться. Но в кого же тогда? Она любит загадки, недомолвки, блики и полутона, обожает выпячивать свои надуманные, фантастические недостатки, бравировать ими. Кот? Я вспомнил толстую глотательницу огня. Маска под маской? Не исключено. Или этот, на ходулях. Черт, мне бы присмотреться к нему получше! Или... или Бригеллова смуглянка.