Ключ к полям

– Я не понимаю...

– Своего дядю видел?! – заорал я.

– Дядю?

– Не помнишь дядю? – Я хорошенько его встряхнул.

– У меня никогда не было ни дядь, ни теть. Это я помню отлично.

– Значит, карлик – не твой дядя?

– А он тебе разве не рассказал?

Я отпустил его и, трясясь от беззвучного смеха, прислонившись спиной к барной стойке, сполз на пол. Бригелла испуганно склонился надо мной:

– Ты чего?

– Брысь. Сгинь, нечистая.

– Ну и ладно. Ну и пошел ты... Снобы поганые! Ненавижу вас всех! А тебя и твою долбаную Жужу в особенности! Это ты дерьмо! Все вы дерьмо! Дерьмо, дерьмо, дерьмо!

Он с таким остервенением повторял это слово, точно в нем заключена была какая-то магическая сила или смысл. Я рванулся к нему, но бесеныш уже смешался с толпой. Когда я разжал ладонь, на пол полетела щегольская мохнатая пуговица.

Итак, снова один. Я постарался, насколько мог, встряхнуться и обдумать свои дальнейшие действия. Это было непросто: голова саднила, как загноившаяся рана, мысли путались. Казалось, будто кто-то, смешав толченое стекло с вишневыми косточками, нашпиговал этой пикантной смесью мою черепушку, причем пара косточек, что побольше, жестко напирали на зрачки. Куда идти? События этого вечера парили надо мной, как неоновая вывеска в кромешной ночи на забытой богом железнодорожной станции.

В какой-то момент музыка стихла, покатая сцена осветилась синим светом, и толпа танцующая с неожиданной легкостью перевоплотилась в толпу созерцающую. По складкам черного, таинственно мерцающего занавеса пробежал ветерок, и через мгновение в зал уставилось белое пятно, в котором я без труда узнал Пульчинеллу. Драпируясь в пыльные складки материи, он с любопытством разглядывал зрителей, а те с не меньшим любопытством пялились на него (зрелище было престранное – учитывая, кроме всего прочего, тот факт, что голова Пульчинеллы не сильно возвышалась над полом). Наконец, словно придя к какому-то выводу, карлик хлопнул в невидимые ладоши, занавес послушно распахнулся, и заиграла тихая тревожная музыка. Грянули аплодисменты. От надсадного синего освещения болели глаза, тем не менее, я заметил, что над сценой висят, слегка покачиваясь, колокольчики на длинных нитях. Раскланиваясь и осыпая публику воздушными поцелуями, Пульчинелла синим мотыльком порхал по сцене. Пока он выделывал свои фирменные па-де-зефиры, из-за чернильных кулис выплыл Капитан (всплеск эмоций в зале, его смущенные поклоны), что-то шепнул своему патрону и ретировался за кулисы.

– Пані та панове! Дамы и господа! Мадамы и мусье! Сэры и... – начал карлик.

Идиотский гогот в зале.

– Пардон, я так не могу. Маэстро! – крикнул он, глядя куда-то вверх. – Маэстро, если вас не затруднит, прибавьте белого. И контрастность увеличьте, будьте так добры.

Стало светлее. Сцена заметно вылиняла. Отмытый от синьки и выбеленный мотылек прожурчал:

– Так достаточно. Благодарю, – смущенная улыбка. – Чувствую себя синей гусеницей. А что, было бы неплохо... Откусишь с одной стороны – подрастешь, с другой – уменьшишься (смешки в зале). Итак, на чем мы остановились? Ах, да. Мадам и мусье! Вашему вниманию предлагается необычайный, единственный в своем роде номер под скромным названием «этюд в багровых тонах»! Картина фантастическая и экстатическая! Высший пилотаж! Доведенная до совершенства техника убийства! Итак, дорогие мои, вам выпала честь присутствовать при метании ножей в мятущуюся фигуру!

Аплодисменты. Охи.

– Ибо, что может быть необычайнее, чем мятущаяся фигура? Мятущаяся, не побоюсь этого слова, душа – эта малахитовая шкатулка с двойным дном, утратившая чувство реальности, ранимая, порывистая? Человек с богатым творческим воображением скажет, что это жестоко, что это смертельно опасно, что это, в конце концов, не по-христиански, и будет совершенно прав! Да, метатели небезгрешны. Ничтожная ошибка – и одной мятущейся душою меньше. Но, дамы и господа, не торопитесь в своих оценках! Во всем мире мастеров метательного жанра можно пересчитать по пальцам, в то время как мятущихся душ никакими пальцами не перечесть. Улавливаете мой тонкий намек? Прекрасно! Я не сомневался! Не откладывая ни секунды, начнем представление!

Новая волна восторженных оваций вынесла на сцену тощего типа (фисташковый господин из цирка, вспомнил я), за ним, как Афродита из пены, появилась под конвоем ослепительных прожекторов девушка-волан (дама в алом платье!). Их яркие, богато украшенные костюмы составляли дуэт. Тощий торжественно катил деревянный щит, девушка несла ножи, пританцовывая и пощелкивая ими, как кастаньетами. Они были без масок («Влюбленные не носят масок», – продекламировал кто-то у меня в голове).

– А вот и мятущаяся душа! – провозгласил карлик.