Ключ к полям

– Никаких фокусов, дамы и господа! Музицирование, жонглирование, актерство и загадывание загадок! А знаете, я что-то притомился. Да и скучновато становится.

Протесты и нытье из зала.

– Нет, лучше вот что: кто из вас не побоится занять мое место? А? Есть смельчаки?

Я шумно вздохнул. Ледяные мурашки забегали по спине. Жужа, тем не менее, выглядела спокойной и безучастной.

– Ну, кто? – взывал к притихшей публике неугомонный карлик, гипнотизируя темный и безмолвный, как старый колодец, зал. – Да тут одни трусы собрались!

Счастливый, что «тут одни трусы собрались», я не сразу заметил взбирающегося на подмостки похожего на огромного вареного краба Панталоне, а заметив, не сразу осознал значение свершившегося. Смельчака тискали, тетешкали, как румяную куклу; карлик со злорадной елейностью его обихаживал, дергал за плащ, хвалил желтые, с загнутыми носками туфли, примерял его стариковский красный шерстяной колпак. Зал гудел, зал ликовал. Несмотря на землисто-красную маску, скрывавшую бо#льшую лица, острые усы и конусовидную бородку (а может, именно поэтому). я узнал его. Это был номер четвертый, червяк (в этих узких красных штанах и жилетке еще бо#льший червяк, чем в прошлую, и единственную нашу встречу), – человек, который будил во мне первобытную жестокость и глубочайшее отвращение. Я вспомнил жовиальных, похотливых танцоров Брейгеля-старшего: хищный и тупой блеск в глазах, чудовищная мошна и красное, льнущее к дородному телу облачение. Этот слизень, даром что тщедушен, был определенно с этими приапами в родстве. Я не знал, на что может решиться этот несчастный, я, по большому счету, не верил в то, что он способен на что-либо решиться, но ясно было одно – я должен быть там, у сцены, или на сцене, если потребуется.

Продвигался я с трудом. Темные фигуры под расписными масками были неподвижны, как каменные идолы. Сдвинуть их с места было невозможно и немыслимо. Опасливо поглядывая на матовые в стразах и жемчуге лица, в кромешные провалы глазниц, я выискивал лазейки между этими бездыханными телами и, проскальзывая в щель, старался не задеть затаившееся под маскарадной мишурой зло.

Тем временем Пульчинелла, которому наскучила новая игрушка, перешел к делу.

– Какое оружие предпочитаете? – вежливо осведомился он.

Червяк что-то проблеял в ответ, но так тихо и сбивчиво, что слов было не разобрать.

– Вот ножи. Испанские, очень рекомендую.

Сбросив с себя тяжкую ношу ассистирования, девушка с кавалером исчезли за кулисами. Хитрый карлик, с драгоценной россыпью холодного оружия на черной подушке, так и лучился доброжелательностью. Роль услужливого пажа он исполнял с удовольствием.

– Этот? А может, этот? Ну же! Ну что ж вы! – подзуживал он.

Червяк, кажется, и сам до конца не осознал, какие скрытые силы вознесли его на сцену. Он сдавленно блеял, потел и бурел под маской. Кончилось тем, что услужливый карлик всучил смельчаку первый попавшийся нож и ободряюще похлопал его по ладони (до плеча он не доставал).

– Готовы?

Я был уже у самых подмостков и напряженно следил за каждым персонажем бутафории. Панталоне застыл с испанским клинком в руках, разглядывая его с видом питомца джунглей, нашедшего мобильный телефон. Обмахиваясь, как веером, своим белым колпаком, Пульчинелла коршуном кружил вокруг этой вареной жабы. Арлекин с непроницаемым видом все так же стоял у щита. Что она чувствует? Что творится в ярких ромбах ее души? Выглядела она спокойной – тишь да гладь. И только когда червяк, оторвавшись от ножа, перевел свой маслянистый взор на нее, она брезгливо вздрогнула. Я вздрогнул тоже.

– Ну, решайтесь, дорогой Панталоне. Раз уж вызвались...

Червяк сделал жалкую попытку прицелиться, постоял, переминаясь с одной кряжистой лапки на другую, и, словно обессилев, опустил руку.

– Я понял, друзья мои! – возгласил тогда Пульчинелла. – Нож – это слишком мелко для синьора с такой прелестной бородой! Но как же быть? О! А может, может... – он подошел к кулисам, нагнулся, что-то подбирая, и доверительно поворотился к синьору, – может, сгодится что-нибудь покрупнее? Хотите топор? Вот такой!

И он взмахнул заготовленным заранее тесаком. В зале заахали. Я в ужасе отшатнулся: воскреснувшие маски производили впечатление еще более зловещее, чем мертвые.

– Хотите? Нет? Точно? А жаль, зрелище было бы незабываемое. В любом случае, не важно чем, метать придется. Так что давайте. Номер и так затянулся. – Карла начинал (или делал вид, что начинает) сердиться.

– Он не станет.

Жужа, стащив полумаску, впервые заговорила – бледная, глаза воспаленные и злые.

– Что? – Панч, видимо, не ожидал такого поворота событий.

– У Гримы кишка тонка. Это слабое и жалкое существо. Амеба на веревочках.

– Какой такой Грима? Не знаем таких, – весело пропел карлик.

– Кихленко-Гримасов, но все называют его Гримой.

– Зовите его Панталоне. Или настоящим именем.

– Это его настоящее имя – Грима. – Жужа не сводила глаз с красного уродца. С такой ненавистью она не смотрела даже на меня.

– Друг мой Панталоне, вы видите, что творится? Да после таких речей и топора мало...