Ключ к счастью

— Арфа? — с удивлением повторила принцесса. — Не совсем обычный инструмент для мужчины. Быть может, вы нам сыграете? Одна из моих дам тоже играет на арфе, у нее прекрасный инструмент. И хорошо настроен.

Оуэн не мог не взглянуть на Пен и увидел на ее лице такое озорное выражение, что чуть не лишился дара речи. Он успел узнать ее разгневанной, печальной, ироничной. Но девичьи проказы и удовольствие от них! Куда больше это подходит ее сестре Пиппе. Пен пристало быть серьезной, глубокомысленной, сосредоточенной на своем горе. Она же радуется, как девчонка, что сумела подловить его…

— Я хотел бы, мадам, — сказал он, обращаясь к принцессе и машинально разминая пальцы, — прибыть к вам более подготовленным для игры на арфе. Уже несколько недель я не прикасался к инструменту, и мне необходимо поупражняться.

— На арфе — возможно, шевалье. — заметила Пен. — Но не на шпаге. Ею вы владеете безукоризненно. За что я вам еще и еще раз приношу благодарность.

— Что ж, — сказала принцесса, — надеюсь, в один из вечеров вы все-таки сыграете для нас, шевалье.

Оуэн поклонился.

— С удовольствием, мадам.

В комнату вошли новые люди. Это были мать и отчим Пен, и та предложила Оуэну познакомиться с ними.

— Почту за честь, — ответил он, заметив, с какой любовью и гордостью она смотрит на них, представляющих собой весьма приятную пожилую пару.

Интересно, насколько близки они с дочерью? Он уже знал от нее, что родители не разделяют и тем более не поддерживают ее сомнений в отношении судьбы младенца, а также ее страстного, а по их мнению, болезненного, желания доискаться до того, что она называет истиной.

— Пен, дорогая, — леди Джиневра подошла к дочери, — нужно ли тебе было вставать сегодня с постели?

— Я уже полностью осознала всю неразумность своего поступка, мама, — отвечала Пен, чувствуя необходимость подчеркнуть, что не перестает считать себя кругом виноватой, — но сейчас я, поверь, вполне здорова и хочу представить вам обоим шевалье д'Арси, которого не устаю искренне благодарить за спасение.

Ее мать с некоторым недоумением почуяла иронические нотки в словах дочери, но оставила выяснение на будущее. Сейчас же она повернулась за поддержкой к мужу, который сказал:

— Да, и мы также не устаем благодарить шевалье за ото. — Обратившись к Пен, он добавил:

— Ты сегодня прекрасно выглядишь, дорогая. Словно все, что приключилось с тобой, только прибавило тебе прелести, Оуэн встретился с твердым одобрительным взглядом лорда Хью и с полными слез и признательности глазами его жены, поклонился им, пробормотал «леди Кендал», «милорд» и таким образом закончил ритуал знакомства.

Но ритуал выражения признательности продолжался еще некоторое время, пока Пен, измученная сознанием собственной вины и уставшая от славословий по адресу Оуэна, не произнесла решительно и с немалой долей язвительности:

— Я уже поняла, что должна расплачиваться за содеянное всю оставшуюся жизнь, и умоляю поговорить о другом!

Только тогда лорд Хью решил Переменить тему и спросил у Оуэна, давно ли тот в Лондоне.

— Прибыл несколько дней назад, милорд. У меня тут кое-какие дела, хочу также провести в Лондоне Рождество. Я так давно не был в рождественские дни в Англии. С самого детства.

Тон, которым он говорил, был искренним.

— В таком случае, — сказала леди Джиневра, — позвольте нам быть одними из первых, сэр, кто приглашает вас в гости. Счастливы будем видеть вас в нашем доме в Холборне.

— Буду весьма признателен вам, леди Кендал. — Он взглянул на Пен, и та прочла в его темных глазах веселое изумление. А также удовлетворение. Сама она еще не поняла, как следует к этому отнестись.

Оуэн заговорил снова, обращаясь к ее матери:

— Могу я, леди Кендал, получить разрешение на прогулку с вашей дочерью этим утром?

Оуэну ответил лорд Хью:

— Полагаю, шевалье, на этот вопрос лучше нас ответит сама Пен.

— Конечно, шевалье, — подтвердила его супруга. — Нет нужды испрашивать моего позволения. Пен уже достаточно взрослая.

— Благодарю вас.

Только теперь, чуть приподняв бровь, Оуэн взглянул на Пен. Что за игра? Зачем он так? Или решил ответить ей тем же?..

Пен действительно хотела поговорить с Оуэном с глазу на глаз: он ведь обещал подумать над ее просьбой о помощи, и ей надо знать, что он надумал. Только этим, и ничем больше, объясняется постоянное желание видеть его, которое владело ею в последнее время.

При этой мысли в памяти мелькнул образ Филиппа, и ее окатила жаркая волна стыда. Она ощутила, как заалели щеки, и отвернулась, доставая носовой платок и делая вид, будто ей захотелось чихнуть.

— Надеюсь, вы не подхватили простуду вдобавок ко всем вашим ранам и синякам? — услышала она заботливый голос Оуэна.

— Ничего подобного! — ответила она резче, чем требовалось.

Уж не насмешку ли она уловила в его глазах?

— Тогда, леди Пен, — произнес он с поклоном, — не будете ли вы любезны провести меня по галерее? Я слышал, там есть интересные картины Гольбейна.

— Да, правильно, — раздался почти детский голосок. — Мой двоюродный дедушка, король Генрих, опекал этого художника.