Насколько Лидия помнила из истории Отечественной войны, первая партизанская операция состоялась 1 сентября. Французы готовились вступать в Москву, однако Давыдов со своим отрядом разгромил на Смоленской дороге, у Царева Займища, одну из тыловых групп противника, отбив обоз с награбленным добром и транспорт с военным снаряжением. Так же взял в плен более двухсот человек. Оружие здесь же роздали крестьянам, из них был сформирован первый партизанский отряд.
Но это — исторический факт, осмысленный позже. Каким образом он мог стать известен Лидии в первых числах сентября 1812 года?
Ага, придумала!
— Слышала, как французы на чем свет стоит проклинали каких-то партизан, какого-то гусара Давыдова, — небрежно бросила она. — Так и подумала, что это наш знаменитый поэт. Недаром еще Суворов сулил ему блистательную военную карьеру.
Так, все сошло нормально, очевидно, сей факт общеизвестен. Однако у Алексея был такой вид, словно он намеревался углубиться в разговор, который не сулил Лидии ничего, кроме неприятностей.
Как бы избежать его? Она растерянно повела глазами по столу — да так и вздрогнула от радости!
— Что такое? — пробормотала, изображая досаду. — Отлично помню, что вчера я здесь выложила ряд белых холстинковых лоскутков для узора. А сегодня они куда-то делись! Не видал ли кто?
Фоминична подошла и посмотрела. В самом деле, тщательно подобранных лоскутков и в помине не было.
— Должно, девки растащили, — проворчала Фоминична. — Ужо я им, сорокам! Не пойму, на что им те лоскутья сдались? Были бы хоть цветные, а то белые. Но вы не горюйте, барышня Лидия Александровна. Вы подите в кладовую, что за кабинетом покойного Гаврилы Иваныча, да поглядите там в сундуках. Сколь помню, оставались там лоскутки белые. Какие надо, такие и подберете себе.
Лидия рада была сбежать, а потому выскочила из гостиной просто-таки опрометью. Вслед ей неслась прелестная мелодия композитора Александра Журбина (XX век), с которой весьма успешно освоился гусар Алексей Рощин (век XIX), напевавший:
Не пробуждай, не пробуждай
Моих безумств и исступлений,
И мимолетных сновидений
Не возвращай, не возвращай!
У Лидии от его голоса мурашки по коже пошли. «Придет он ко мне нынче ночью или нет? Придет или нет?» — вот все, о чем она только могла думать.
Она поднялась во второй этаж и вскоре очутилась рядом с кабинетом старого хозяина. И остановилась, не зная, куда дальше идти, где, собственного говоря, находится упомянутая кладовка.
В эту минуту дверь кабинета распахнулась. На пороге показался Кеша. В руках он держал совок и веник, и Лидия поняла, что Кеша прибирался в кабинете.
— Кладовка? — переспросил он, услышав ее вопрос. — Да она за кабинетом. Вон там, около дивана, дверка. Вы пройдите, барышня, пройдите!
Лидия вошла в кабинет и с любопытством огляделась. Здесь, по слухам, все оставалось в точности как при Гавриле Иваныче. Она уже была в кабинете однажды, но лишь мимоходом. Очень хотелось получше рассмотреть дубовые панели, штофные обои, литографии с библейскими сюжетами по стенам, книжные шкафы, бюро, вольтеровские кресла, кожаный диван, темный дубовый паркет, темные, мрачные портьеры…
Одна вещь выбивалась из общего стиля — она-то и привлекла особое внимание Лидии. Это был изящный, на тонких высоких ножках, полированный и украшенный перламутровой инкрустацией комодик несколько необычной конструкции — как бы чуточку изогнутый. Вещица совершенно дамская, неожиданная среди этой суровой, аскетичной и довольно унылой обстановки…
— Это называется fêve, — пояснил Кеша, заметив, куда она смотрит.
— Fêve? — удивилась Лидия. — По-французски — боб? Кеша, да ты никак французский знаешь?!
— Да кое-что кумекаю, — скромно признался Кеша. — Гаврила Иваныч учили по доброте своей, ну, я и запомнил. Именно боб. Видите, по форме на бобовое зернышко похож? Предназначен для всяческих дамских безделушек и рукоделия.
— Но каким же образом он мог оказаться у твоего хозяина, закоренелого холостяка? — удивилась Лидия. — Только не говори, будто Гаврила Иваныч увлекался шитьем, вязанием и плетением кружев!
Кеша сдавленно кхекнул. Это, поняла Лидия, означало, что ее юмор был оценен.