Ключ к сердцу Майи

– Юра, нет! – Майка вздрогнула и встала, но Молчанов только покачал головой.

– Сегодня время открыть правду. Скажи всем, что твой отец застрелил своего бывшего начальника, а затем покончил с собой.

– Что? – ахнула я.

Зал загудел. Поверх общего шума, громким голосом, Юра договорил:

– Десять лет назад с нервным срывом Майя Ветрова была доставлена в местную больницу. Мы нашли свидетелей того ужасного события. Внимание на экран.

Я обернулась к большому экрану, и все обернулись – и, к нашему изумлению, оказались в коридоре обшарпанной больницы. Пожилая полноватая женщина в медицинском халате остановилась перед камерой.

– Конечно, я хорошо это помню, – сказала женщина на камеру. – У нас тогда об этом только и говорили. Толю Ветрова же уволили с работы, причем незаконно. Все это знали, но как докажешь? Эти начальники – у них же все куплено. Толик бегал по судам, по адвокатам, но ничего не вышло. Он год пытался добиться справедливости, но ничего не получилось. Он стал просто одержим!

– И что случилось?

– Ох, ужас, – выдохнула женщина, розовая от возбуждения. Она попала в телевизор, как же! – Он подстерег своего начальника и застрелил его из охотничьего ружья. Майе тогда было, наверное, тринадцать лет или около того. Столько лет прошло, а я, как сейчас помню. Мать ее тогда была у родственников, а Майя нашла дома отца… то есть, ну… труп его… он повесился…

– Она нашла его? – переспросил Юра Молчанов.

– Да, у нее же поэтому и срыв-то случился. Господи, да не дай бог такого никому. Это ж какой кошмар, понимаете? Она все себя винила, понимаете?

– Почему? В смысле… как девушка-подросток могла иметь к этому отношение?

– Да разве для этого нужна причина, – спросила женщина в халате, и экран погас.

Студия молчала, тишина была поистине гробовая. Даже Кукош растерялся и не лез, не зная, как реагировать. Майя сидела бледная, ровная, как палка, и смотрела перед собой. Ведущий подошел к ней и тихо сел рядом.

– Скажите, вы можете говорить с нами о том, что случилось с вами в Магнитогорске десять лет назад.

– Двенадцать… – пробормотала Майя почти беззвучно.

– Что – двенадцать? – растерялся ведущий.

– Двенадцать лет назад. Но я помню все, как будто это было вчера. Такое нельзя забыть, к сожалению.

– Вы действительно винили себя в смерти отца?

– Я… он говорил со мной, – слова давались Майе с трудом. – О многом говорил. Он ведь весь мир возненавидел. Его ненависть была куда больше, чем то, что случилось с ним. Его ненависть была – как болезнь, и она сожрала его, как рак. Ненависть сводила его с ума, но он еще больше накручивал себя. Он носился с идеей несправедливости как новой морали. Как у Достоевского, «тварь ли дрожащая», знаете? Только он ничего не хотел проверять, он считал, что справедливость нужно наносить, как удар.

– Он его нанес, не так ли?

– Я никогда не думала, что за этими разговорами может скрываться что-то серьезное. Ему все говорили, что нужно обратиться к врачу, что нужно как-то успокоиться, начать жить дальше. Но он только накручивал себя еще больше. Он каждый день читал и смотрел новости – только плохие, словно он питался всем этим мировым кошмаром. Он искал доказательства этой своей ужасной правоты. Возможно, ему казалось, что он их даже находил. В нашем мире полно зла, особенно если смотреть телевизор… извините.

– Ничего. Я понимаю, – улыбнулся ведущий, но так, чтобы улыбка не была счастливой. Улыбнулся приличествующей моменту грустной улыбкой.

– Но убийство… я уверена, это было последней каплей. Такое невозможно пережить, понимаете. Он был хорошим человеком, который совершил ужасный поступок. Может быть, если бы я была настойчивее, если бы я попыталась сделать что-то… – И Майя замолчала и сжала кулаки, тяжело дыша.

На этот раз паузу никто не прерывал, наверное, целую минуту. Время замерло. Затем со своего места встал Кукош.

– Но это не значит, что я украл твою книгу, Майя, – вкрадчиво добавил Кукош. – Зачем ты делаешь это? Зачем тут нужен этот цирк?

– Я делаю это, потому что вы, – сказала Майя, акцентируя на «вы», – вы мою книгу украли. И несправедливо будет, если это сойдет вам с рук. Несправедливо.

– Я ничего у тебя не крал, – упрямо процедил Кукош. – Это абсурд, да и книга моя – о другом.

– Нет, Иван Эммануилович, вы понятия не имеете, о чем моя книга.

– Тебе лечиться надо! – выкрикнул Кукош. – Пора заканчивать этот цирк.

Он выглядел убедительно. Во всяком случае, достаточно убедительно, чтобы оставить сомнения. Сомнения – все, что было нужно, чтобы обрушить историю Майи. Но тут встал с места Брюс, Майин адвокат. Он дождался полнейшей тишины в зале, даже ведущий замолчал и застыл, словно чувствовал, что сейчас будет сказано что-то совершенно иное, чего никто не ждет, к чему никто не готов.