Ключ к сердцу Майи

– Серьезно? Не ты? – переспросила Майя, проигнорировав «чудовище». – Ну что ж, Лиза, ничего не могу сказать. Удивила. Обычно ты буквально ничего не замечаешь, даже того, что у тебя перед носом. Ну что ж, я так понимаю, покера сегодня не будет? Жаль. А я-то думала, сыграть с вами напоследок. Потому что я, знаете ли, конечно, теперь перееду из нашего дома. Мне нужно какое-то место, более соответствующее моему положению.

– Положению предателя, – сказала я.

– Называй меня как хочешь, – пожала плечами Майя. – В конце концов, я же никого не убила.

– А как же Константин? Его ты ведь просто принесла в жертву? Мужчина твоей мечты! – вспомнила я. Майя молчала, на ее губах играла неприкрытая, хитрая улыбка. И тут до меня дошло. – Его ведь и не было, да? Никогда не было.

– Почему не было. Это был Иван. Я называла его Константином, на всякий случай, в честь моего издателя. Знаешь, ностальгия. А аллергия на котов у Кукоша самая что ни на есть настоящая. Так что в каком-то смысле я вовсе и не врала.

– Ты мне про него столько всего рассказывала. Ты даже сказала мне, что он к тебе переезжает? Он же переехал. Якобы переехал! – возмутилась я. И тут же осеклась. Я посмотрела на Майю, она на меня, и мы тут же поняли друг друга, только на этот раз она отвела взгляд.

– Ты решила избавиться от Ланнистера! – бросила я ей в лицо. – Так? Ты просто решила избавиться от кота. Ты все равно знала, что уедешь, и не собиралась брать его с собой.

Майя ничего не ответила, она подождала несколько мгновений, а затем достала телефон и набрала номер – она вызвала себе такси. Машина вернулась за ней быстро, та же самая – видать, не успела уехать далеко. Майя не стала прощаться ни с кем из нас, она просто вышла на крыльцо, достала из сумки пачку сигарет и закурила – еще одна новая деталь, я не знала, что она курит. Каждого из нас создают детали, множество черт его характера, сложная комбинация генов, воспоминаний, ошибок и острых чувств. И в этом бурном «коктейле Молотова» никогда не бывает правильных и неправильных ответов, а всегда «все сложно», но есть что-то одно, что окрашивает все в какой-то универсальный тон. Как фильтр у кинематографистов, который при наложении делает мир чуть более глубоким синим или режущим белым. Цветом Майи Ветровой была ложь. Она порождала ее, пожирала ее, спала с ней, рожала с ней детей. Я ушла в дом и закрыла за собой дверь. Я не хотела больше видеть ее – даже лишние две минуты.

Я только теперь поняла ее книгу до конца. Несправедливость – ее территория, зона поражения.

– Ты как? – тихо спросил меня Герман, положив руку мне на плечо. Он присел рядом со мной и посмотрел через мое плечо на фотографию, которую я держала в руках. – Это тот самый кот? Когда он потерялся?

– Еще в мае, – грустно ответила я. – Да, это Ланнистер. На столе сидит, он у нас тут так испугался, что отказывался со стола слезать. Знаешь, как она тогда плакала.

– Кто?

– Майя. Я поверить не могу, что она уже тогда планировала просто избавиться от кота. Я знаю, это просто глупо, да?

– Нет, это вовсе не глупо, – покачал головой он. – Любить кота – вовсе не глупо. Не глупее, чем любить детей, мужчин, жизнь. Я помню тебя еще совсем девочкой, Лиза, я помню, как ты танцевала в гостиной, нацепив наушники. Ты не видела меня, и у тебя были такие смешные движения. Какая-то диско-музыка, потому что ты то подпрыгивала, то начинала двигать локтями в ритм и головой качать. У тебя были закрыты глаза, ты была погружена в музыку, и на твоем лице было столько любви, что я чуть было не поцеловал тебя прямо там. Хорошо, что ты этого не видела.

– Я видела, – улыбнулась я сквозь слезы.

Герман замер и посмотрел на меня с недоверием:

– Врешь.

– Ничего я и не вру, – притворилась обиженной я. – Я видела тебя сквозь ресницы. И твой ошалевший взгляд видела и поэтому продолжала танцевать. Я как раз поняла, что тебе нравлюсь. А это же так круто – привлечь внимание папиного аспиранта. О, если бы ты хоть шаг сделал ко мне…

– Если бы я хоть шаг тогда сделал к тебе, твоя мама меня бы отправила прямиком в тюрьму, – рассмеялся Капелин.

– Что ж, сейчас рядом со мной мамы нет, – развела руками я.