Я спросил, не будет ли он возражать, если я просмотрю газету. Он ответил согласием на мою просьбу. Когда я доставал с полочки газету, зазвонил телефон. Телефонный звонок в машине кажется странным, если вы к нему не привыкли, однако для Энди он был, по-видимому, делом обыденным. Он снял трубку и начал говорить с кем-то на неизвестном мне языке, а я тем временем перелистывал газету. Первые страницы я просмотрел ещё утром, не слишком задумываясь над смыслом прочитанного. Теперь же, отыскав интересующую меня заметку, я начал читать её с большим вниманием. После детального описания того, что случилось в подземке, в статье говорилось: «Дюжина свидетелей дает противоречивые показания. Трое утверждают, что старик в момент падения находился на платформе один. Четверо других хорошо помнят, что он обнимал неизвестного, который резко оттолкнул его, в результате чего старик упал с платформы под приближавшийся поезд. Остальные пять человек настаивают, что он якобы сам отпрыгнул от своего спутника, оступился и упал на рельсы. Длительный допрос свидетелей не добавил ничего существенного к описанию человека, стоявшего рядом с погибшим. Единодушие было лишь в одном: его возраст — где-то между тридцатью и сорока годами. Полиция пока не опознала погибшего ввиду отсутствия при нем удостоверения личности.
Надежды на опознание трупа связываются с ключом от сейфа, который был обнаружен у него в кармане. Отпечатки пальцев проверяются агентами ФБР».
Заглянув мне через плечо, Энди широко ухмыльнулся:
— Как чувствует себя человек, которого разыскивает полиция, Джонни?
— Меня не разыскивают.
— Тебя, Джонни, ещё не вычислили, но ты в розыске. Не забывай об этом.
Я посмотрел в окно — мы ехали по набережной и вскоре свернули на пандус моста Джорджа Вашингтона. Мне было холодно и тоскливо, и мысли о тысяче десятидолларовых купюр больше не приходили в голову.
Миновав мост, машина помчалась в направлении Джерси. Я оставался наедине со своими мыслями, доставлявшими мне мало радости. Спиртное, которое мне пришлось проглотить, давало о себе знать. Хотя хмельной дурман ещё не полностью выветрился, появилась странная ясность мысли, которая приходит на смену оптимистическим иллюзиям, самоуверенности и веселому возбуждению, охватывающим человека после нескольких рюмок. Я никогда не отличался выносливостью в отношении алкоголя, а в течение последних двух часов помимо сухого мартини влил в себя примерно восемь унций белого вина и несколько унций бархатисто-нежного динамита под названием стрега. Такое обилие спиртного сломало бы и более стойкого выпивоху.
Сегодня меня назвали простаком, и в этом несомненно была логика. Вынужденный принимать решение за решением, я неизменно выбирал худший вариант. Я впал в панику после нескольких угроз, позволил вскружить себе голову хорошенькой мордашке, на которую реагировал с проницательностью и мудростью четырнадцатилетнего подростка, и, наконец, допустил, чтобы меня до одури напоил безобразный толстяк, купивший меня не своими десятью тысячами долларов, а несколькими бокалами спиртного. Если он действительно заплатит мне десять тысяч, то лишь докажет, что является таким же простофилей, как я. Цена вознаграждения была неоправданно высока. Двадцать центов — больше Джон Т. Кэмбер не заслужил. Неудачникам, а другого определения для себя я не находил, не платят астрономических сумм.
— Ты в порядке? — поинтересовался Энди.
— Порядка нет, — ответил я. — Я чувствую себя пакостно.
— Да?
— А как, ты полагаешь, я должен себя чувствовать?
— Хорошо. У мистера Монтеца ты сейчас золотой мальчик. Не всем так везет в жизни.
Я уже глубже вжался в сиденье и замолчал.
— Ты заболел или что?
— Или что.
— У таких, как ты, всегда что-то не так. Хочешь получить зелененькие, а вкалывать не желаешь. Почему ты не отдал мне ключ вчера?
— Я не знал, что он у меня, — пробормотал я.
Энди весело загоготал. Опустив стекло, отделявшее нас от сидевших впереди, он крикнул:
— Эй, Хойо!
— В чем дело? — отозвался человек по имени Хойо.
— Я спросил его, почему он не отдал мне ключ вчера. И знаешь, что он ответил?
— Откуда мне знать?
— Он даже не подозревал, что ключ у него.
Они знали дорогу. Никто не спросил у меня, правильно ли мы едем. Они знали, где я живу и как быстрее добраться. Я снова почувствовал себя наивным простачком, полагавшим, что мой адрес неизвестен и что я в полной безопасности. Они знали все, и, когда «кадиллак» ехал по нашей улице, я попросил Энди:
— Не ставь машину перед моим домом. Нет смысла расстраивать жену. Оставь её здесь.
Он ухмыльнулся:
— У тебя подозрительная жена?
— Не будь идиотом. Просто я не хочу её впутывать. Ей ничего не известно — ни о старике, ни о ключе. У неё хватает своих забот. Даже мое появление в доме в это время дня может её взволновать.
— Знаешь, Джонни, я могу поделиться с тобой кое-чем. Я никогда не являюсь без предупреждения ни к одной девке, не считая тех случаев, когда надо её проучить. Вот и преподай ей сегодня хороший урок, — Его зубы обнажились в улыбке, он облизал рот кончиком языка.
— Замолчи!