Восемь миллионов способов умереть

Лоуренс Блок Восемь миллионов способов умереть

Lawrence Block: “Eight Million Ways to Die”, 1982

Перевод: Н. В. Рейн

Смерть красивой женщины, бесспорно, самая поэтичная тема в мире.

Эдгар Аллан По

В память о Били Дьюгане, Клиффе Бостоне, Джоне Бэмби, Марке-Карлике и Рыжей Мэгги

Глава 1

Я видел, как она вошла. Такую трудно не заметить. Волосы светлые, с золотым отливом — их еще называют соломенными — были заплетены в две тяжелые косы, уложены вокруг головы и скреплены шпильками. Гладкий, высокий лоб, довольно широкие скулы, несколько великоватый рот. Рост ее был футов шесть, не меньше, причем большая его часть приходилась на ноги, обутые в ковбойские сапожки. Еще на ней были пижонские джинсы цвета бургундского и коротенький бежевый меховой жакет. Весь день напролет лил дождь, но ни зонтика, ни косынки у нее не было, и на светлых косах, словно алмазы, сверкали капли воды.

Секунду она стояла в дверях, пытаясь сориентироваться. Была среда, три тридцать дня, а в баре Армстронга в такое время не слишком людно. Толпы обедавших схлынули, для вечерних посетителей час еще не настал. Минут через пятнадцать могут заскочить учителя, перехватить по маленькой. Затем появятся медсестры — первая смена в больнице Рузвельта заканчивается в четыре, — но пока за стойкой бара торчало человека три-четыре и еще одна парочка допивала графин вина за столиком, вот и все. Не считая, разумеется, меня, завсегдатая, за столиком в дальнем углу.

Она быстро вычислила меня. Еще издали я заметил, что глаза у нее синие-синие. У бара она на секунду остановилась — убедиться, что не ошиблась, затем, огибая столики, направилась прямо ко мне.

— Мистер Скаддер? Я Ким Даккинен. Приятельница Элейн Марделл.

— Да, она мне звонила. Присаживайтесь.

— Спасибо!

Она опустилась в кресло напротив, положила сумочку на стол, достала пачку сигарет и одноразовую зажигалку, поднесла было к сигарете, но, помедлив, спросила, не помешает ли мне дым. Я успокоил ее, что потерплю.

Вот уж не думал, что у нее такой голос. Тихий, мягкий, с типично американским среднезападным акцентом, совсем не подходящим к этим энергичным чертам лица, экзотическому имени, этим дорогим мехам и ковбойским сапожкам, — я, признаться, ожидал услышать нечто более жесткое, европеизированное, что ли. К тому же она оказалась моложе, чем я предполагал, по крайней мере на первый взгляд. Лет двадцать пять, не больше.

Она прикурила и положила зажигалку на пачку сигарет. К столику подошла официантка Эвелин. Последние две недели она работала только днем: ей предложили какую-то маленькую роль в шоу на задворках Бродвея. На лице ее застыло выражение еле скрываемой скуки. Она подошла к столику. Ким, поигрывая зажигалкой, попросила бокал белого вина. Эвелин осведомилась, не желаю ли я еще кофе, и когда я утвердительно кивнул, Ким воскликнула:

— О, так вы пьете кофе? Тогда и мне, наверное, кофе вместо вина. Хорошо?

Кофе принесли. Она добавила в свою чашку сливки и сахар, размешала, отпила глоток и сказала, что не питает особого пристрастия к спиртному, тем более в дневное время. Но и пить такой крепкий кофе, как я, тоже не любит. Нет, она никогда не могла пить черный кофе, она всегда любила его разбавленным и сладким — ведь ей очень повезло: она не склонна к полноте и может есть что угодно, и хоть когда бы прибавила унцию в весе. Нет, чего нет, того нет. Ну разве это не счастье?

Я согласился: да, счастье.

А давно ли я знаю Элейн? Уже несколько лет, ответил я. Нет, сама она похвастаться столь длительным знакомством с ней не может. И вообще она сравнительно недавно в Нью-Йорке. И, разумеется, знает Элейн не так хорошо, как я, но тем не менее находит ее очень милой. Я не согласен? Я был согласен. И потом Элейн такая умница, такая рассудительная, и уже одно это что-нибудь да стоит, разве нет? Я ответил, что да, определенно стоит.

Я дал ей возможность выговориться. И она воспользовалась ею сполна. Наговорила с три короба разной ерунды, и при этом все улыбалась, и заглядывала мне прямо в глаза, и вполне могла завоевать звание мисс «Родство душ» на каком-нибудь конкурсе красоты, если бы не выиграла на нем главный приз, и никак не переходила, что называется, к делу, но я терпеливо ждал. Все равно мне некуда было идти и заняться тоже особенно было нечем.

Наконец она спросила:

— Вы ведь, кажется, полицейский?

— Да. Был им несколько лет назад.

— А теперь частный детектив, да?