— Не болтай глупости, — невозмутимо ответил он. — Лучше познакомься с законами этого штата. Я не обязан продавать тебе пистолет и не собираюсь этого делать. Оружием ты никому ничего не докажешь, а я вижу, ты собираешься убеждать кого-то именно с помощью пистолета. Твои намерения написаны на твоем лице. Нет, Джонни, я сказал — нет! Оружие — болезнь, которой заразился весь мир.
Раскрыв книгу, он возобновил чтение, но всё его тело дрожало от горьких мыслей и слов, сказанных в мой адрес. Я был уверен, что он не видит ни одной буквы. Некоторое время я пристально смотрел на него, потом сказал:
— Что ж, спасибо за услугу.
Когда я выходил из магазина, он не поднял головы.
День заканчивался. На небе скопились груды отливавших золотом облаков, окраска которых менялась буквально на глазах с оранжевой на пурпурно-красную. День был жарким, в сводках погоды он, возможно, будет значиться как самый теплый мартовский день за многие годы. День уходил в небытие в золотом сиянии. Это был первый по-настоящему весенний день, мир просыпался, но в этом мире слышались детские рыдания. Когда я подходил к машине, слезы наполняли мои глаза. Я чувствовал себя бессильным, испуганным, полным разочарования и разбитых надежд. И тут я услышал женский голос:
— Джонни Кэмбер?
Она сидела в красном спортивном «мерседесе», припаркованном перед моим старым «фордом». Я двинулся к ней, не веря своим глазам. Открыв дверцу, она сказала:
— Садись, Джонни, присядь на минутку. И не смотри на меня так.
Розовый свет, проникавший из окна магазина, отражался на её лице, и, несмотря на обуревавшие меня совсем иные чувства, я не мог не отдавать себе отчета, что передо мной самая красивая из когда-либо виденных мною женщин. Ленни Монтец, не отрываясь, смотрела на меня широко открытыми, чистыми, невинными глазами. Передо мной было лицо святой.
— Ты грязная сука!
— Не говори так, Джонни. Садись, прошу тебя. Я постараюсь помочь тебе.
Я сел на сиденье рядом.
— Помочь мне! — сказал я. — Ты похитила моего ребенка. Как ты могла? Четырехлетнюю беззащитную крошку. Боже, как ты могла?!
— Я была вынуждена, Джонни.
— Вынуждена! Разве можно в это поверить? Как вынуждена сейчас следить за мной?
— Я была вынуждена это сделать, Джонни. Или ты бы предпочел, чтобы вместо меня он послал за твоей дочкой Энди?
— Где она? С ней всё в порядке?
— С ней ничего не случилось. Где она, я не могу сказать.
— Ничего не случилось? Ты можешь поклясться?
— Клянусь, клянусь, Джонни, встреча с тобой может стоить мне жизни. Это правда. Если Монтец узнает, что мы виделись, он убьет меня.
— Это ложь!
— Нет правда, Джонни. Верь мне.
— Где Полли?
— Боже мой, я не могу сказать, Джонни.
— Но ты знаешь?
— Нет, не знаю.
— Тогда что тебе нужно?
— Я хочу, чтобы ты выслушал меня, Джонни. Послушал хотя бы пять минут и поверил мне. Я испытываю к тебе чувство, которое никогда не испытывала к другим мужчинам.
— Мне плевать, что ты ко мне испытываешь!
— Джонни, не делай мое положение труднее, чем оно есть. Что ты знаешь о моей жизни? Ты даже представить себе её не можешь. Для тебя моя жизнь — совсем иной мир, о котором ты не имеешь понятия. Ты считаешь сейчас, что находишься в руках грязных, отвратительных вымогателей. Так вот, я в руках этих людей всю свою жизнь. А теперь Монтец. Подумай, что значит для женщины быть замужем за человеком, подобным Монтецу. Подумай, что я должна чувствовать, когда он прикасается ко мне, не для того чтобы получить удовольствие, а чтобы лишний раз напомнить, кто хозяин, а кто слуга. Не стану утверждать, что сама я образец добродетели, но что-то доброе и во мне сохранилось. Всю жизнь я мечтала быть рядом с хорошим человеком — не мерзавцем или сумасшедшим. Такой шанс появился у меня сейчас. Клянусь, что говорю правду, Джонни. Я знаю, где сейф. Мне известно, что в нем. И я знаю, где можно продать его содержимое за два миллиона долларов; два миллиона долларов, Джонни, а ключ у тебя. Два миллиона наши, Джонни, твои и мои. Наши, общие… огромные деньги…
— А моя жена? — прервал я ее.
— Твоя жена! Энди рассказал мне о твоей жене. Бесформенная чушка. Забудь о ней.
— А Полли?
— Мужчина может вынести все, Джонни. Я знаю. Ты забудешь дочку. Будешь чувствовать себя несчастным, но никто не остается несчастным долго, имея два миллиона.
— Я забуду Полли? Как это я её забуду?
— Потому что надеяться бессмысленно. Неужели ты думаешь, они вернут ребенка, чтобы она могла указать на меня пальцем? На Энди? На Монтеца? Следует быть разумным и практичным, Джонни.
— Разумным и практичным? — повторил я задумчиво. — Неужели это мир, в котором я живу?
— Скажи «да», Джонни, прошу тебя, скажи «да»!
— Я бросаю свою жену. Мою дочь убивают. Взамен я получаю два миллиона долларов и тебя. Через некоторое время я становлюсь счастливым. И ты веришь, что я способен ответить «да»? Ведь ты бы не приехала, если бы думала по-другому.
— Но ты ведь скажешь «да», Джонни?