Ключ. Холостой прогон

Впоследствии я неоднократно размышлял о понятии времени и пришел к выводу, что его смысловое содержание чрезвычайно субъективно. С момента, когда я встретил Шлакмана на платформе метро, и до нашего, моего и Алисы, ухода из дома вместе с его сыном прошло ровно двадцать шесть часов. Но это было хронологическое время. Субъективно я прожил за эти часы неизмеримо дольше, чем в любой вырванный из моей жизни день. За этот временной интервал я перенес малодушный страх, ни с чем не сравнимый ужас, крайнюю степень отчаяния и неизвестную мне ранее ненависть, научившись при этом — пусть ещё в недостаточной степени — владеть всеми перечисленными чувствами. В данный момент я был союзником негодяя, чей отец командовал концентрационным лагерем в гитлеровской Германии.

Я стал его союзником, отдавая себе отчет в том, что ближе к ночи он, скорей всего, уничтожит меня, а возможно, также мою жену и дочь.

Я не видел способа бороться с ним или, по крайней мере, помешать ему. И тем не менее, сознавая всё это и смирившись с реальностью, я сохранял способность действовать. Ещё двадцать четыре часа назад подобное было немыслимо для меня. Я не гордился собой и даже не слишком задумывался о своем поведении. Однако факт оставался фактом: характер Джона Кэмбера был способен к переменам.

Машина Шлакмана стояла в нескольких кварталах от нашего дома. Мы выскользнули через заднюю дверь, пробрались через живую изгородь во двор Макаулзов, чей дом примыкал к нашему с тыльной стороны, и дошли до машины Шлакмана. Мы оставили горящими все лампы в доме и ухитрились ускользнуть без особых трудностей. У Макаулзов был пудель. При виде нас он начал отчаянно лаять, но хозяева в тот вечер, видимо, отсутствовали, потому что ни одно окно в доме не открылось и никто нас не окликнул.

На машине Шлакмана мы поехали к Хакенсек-Ривер. Я спросил о его отце и двух ключах.

— Кто его преследовал? — спросил я. — Энди?

— Наверное. Ведь Энди пошел за тобой, когда ты выходил из метро.

— Почему у вашего отца было два ключа, Шлакман?

— Боже, Кэмбер, не будь таким наивным. Все предельно ясно. У него был один ключ, у толстяка — другой. Потом он выкрал у толстяка его ключ. Ублюдок собирался очистить сейф и смыться, оставив меня и Монтеца ни с чем. И это после всего того, что я сделал для старой гадины. Ты просто не поверишь. Когда мы выбрались из Германии после войны и оказались в стране Монтеца, мне было двенадцать. Думаешь, старик взял меня с собой от большой любви? Как бы не так! Он забрал и мою мать, сделав из неё проститутку, и жил на её доходы весь первый год в стране Монтеца. Но мать сказала, что не уедет из Германии без сына, только поэтому он взял меня. Потом кто-то угробил мою матушку — всадил ей нож в спину. Тогда старик нашел двух других девок. А меня заставил работать на улице — искать для них клиентов. Тогда-то я и сказал себе — придет день, и я прикончу его, но только когда у него появятся деньги, когда он будет нашпигован зелененькими.

Тогда игра будет стоить свеч. Потом он связался с толстяком, и они начали расширять дело.

— Какое дело? — спросила Алиса, стараясь придать голосу небрежную интонацию и не обнаружить охвативших её ужаса и отвращения.

— А то, которое в сейфе, леди.

— Шлакман, — сказал я. — Мы не знаем, что в сейфе.

— Что?

— Это правда. Мы не знаем.

— Да будь я проклят! — сказал Шлакман, заливаясь смехом.

— Что в сейфе? — спросила Алиса.

— Орешки, — сказал Шлакман, сотрясаясь от хохота. — Орешки.

На небе поднималась луна. Полная, словно раздувшаяся, рыжая луна больше походила на летнюю, чем на мартовскую. В будке Маллигэна свет не горел, но, верный слову, он привязал лодку к краю причала.

Поставив машину на площадке чуть выше станции, Шлакман вместе с нами спустился к причалу. Маллигэн выделил мне отличную лодку с шестнадцатифутовым алюминиевым корпусом, легкую и быструю, с мощным двадцатисильным мотором Джонсона, подвешенным на корме. В лодку были положены весла, крюк, тонкий канат, прикрепленный к кольцу на корме, а также запасная канистра бензина, подсоединенная шлангом к мотору. Хозяин станции не просто дал лодку, он тщательно продумал все мелочи. Я поблагодарил его про себя, дав себе слово отплатить за его доброту.

Когда мы стояли на причале, я спросил:

— Куда мы едем, Шлакман? Я хочу знать, где моя дочь.

— На яхте толстяка.

— Где его яхта?

— Спокойней, Кэмбер. Когда подойдет время, я покажу.

— Что у него за яхта?

— Отличная. Высшего класса. Почему она тебя интересует? Мы же договорились: ты получаешь дочку, я — ключ.

— Мне надо знать, куда я еду.

— Тебе надо знать одно — как управлять этой поганой посудиной. Знаешь, как это делается?

— Знаю.

— Так займись делом и перестань трепать языком.

— Не спорь, Джонни, — сказала Алиса. — Раз мы — связались с ним, назад дороги нет.