Хеписахаф бросился на него, повалив на пол и вонзаясь зубами в шею. Легко перекусив позвонки, ящер замер, обратив на поверженного служителя вполне осмысленный взгляд, в котором не было ни звериной ярости, ни торжества. Он не желал смерти Сахуллу. Он только хотел добраться до горла того, кто рано или поздно займет его место…
Глава 11
- Святейший, - приклонив колени, подобострастно проговорил Герех, - я счастлив приветствовать тебя, - он коротко вздохнул, видя плохо скрываемую неприязнь господина и продолжил с горечью: - Спешу сообщить тебе о том, что в гротах невилл происходит что-то из ряда вон выходящее.
- Что? – холодно спросил Кхорх.
Первосвященника многое теперь раздражало и мало, что радовало. Даже эта новая зала, отделанная блестящим черным камнем и лепниной – все, как он хотел – не вызывала в нем никаких эмоций. Кхорх пережил это все. Пережил в мечтах и снах о Маакоре. И сейчас понимал, что этого уже не достаточно. Нужно было идти вперед, не останавливаясь даже для того, чтобы взглянуть на достигнутое. Зачем? Он не сомневался, что будет именно так, как есть теперь. Первый, самый трудоемкий этап, завершился. Город приобрел желаемые черты, храм построен, сокровищница пополнена рубинами и золотом. Все выполнено.
А вот те, которые шли рядом, разочаровали…
Особенно достопочтенный Герех. Нет, жрец по-прежнему был исполнителен и надежен, но он не желал меняться, не хотел слышать Кэух, не покорился ей душой. А значит – обрек себя. К тому же тяготившая Кхорха благодарность за спасенную жизнь оказалась непосильной для его гордого сердца. Если бы он мог воздать достопочтенному по заслугам, заплатить той же монетой, не мучаясь от сознания того, что этот человек подарил ему самое ценное! Но изо дня в день, глядя на жреца, он вспоминал о том, что должен быть благодарным. И видел в глазах Гереха, что и тот помнит об этом, но ничего не просит, оставляя своего господина вечным должником.
- Рехум убит, - сообщил жрец с придыханием.
Он сам не знал, почему был так испуган всем тем, что продолжало твориться в закрытых пещерах, и чувствовал себя загнанным в угол.
- Как? – на бледном лице Кхорха выразился интерес. Он приподнял брови и потер переносицу, явно озадаченный услышанным.
И Гереху в очередной раз показалось, что первосвященник знает об этих происшествиях намного больше, чем признается.
- Матенаис назначила его жрецом после гибели Сахулла. Кто-то планомерно убивает жрецов, святейший!
- А почему – его, а не Дрэвха?
Достопочтенный замялся:
- Он не в себе. Будто рассудком тронулся. Может, не вынес того, что закрыт, может, боится чего. Несет всякий бред…
- Ну, какой же? – видя, что Герех замолчал, недовольно спросил Кхорх.
- Говорят, что мучает его какая-то женщина…
- Послушай, - первосвященник поднялся с кресла и несколько раз прошелся перед мужчиной туда и обратно, нервно покусывая губы. – Что ты как под пытками? Говори, что знаешь!
- Святейший, мне известно все с чужих слов. Перед смертью Рехум будто бы рассказывал, что тот стонет по ночам, а сам он, как околдованный, все слышит, только пошевелиться не может и видит тень, которая является к его соседу и измывается над ним…
- Значит, вот как, - Кхорх остановился перед явно смутившимся жрецом. – А к тебе никто не приходит?
Улыбка, что искривила губы первосвященника, походила скорее на гримасу боли. Сердце его рвалось на части - он ревновал. Но и вынужден был признать, что Каэлис не могла принадлежать ему одному. Такова оказалась ее сущность, такова цель прихода на землю. И Кхорх обязан помочь, и сделает все, что нужно его божественной возлюбленной!
Например, накажет того, кто оскорбил Кэух. И месть эта станет сладкой. Каждый получит то, чего заслуживает. Вождь с побережья – свое, а тот, кто заменит его – свое.
Кхорх с удовольствием вспомнил тот час, когда к нему, наконец-то пришел Страж, судьба которого была так тесно связана с судьбой Сульфура…
- Ты знаком с Каэлис? – доверительно заговорил первосвященник. – Ведь, так?
- Да, господин.
- И что, достопочтенный? Как и у Дрэвха, она вызывает у тебя лишь отвращение? – лицо Кхорха посерело от внутреннего напряжения.
- Нет, святейший, - Герех опустил голову. – Девушка красива, и я забываю обо всем, когда… она рядом. Но одна часть моей души страдает и мечется, тогда, как другая – ликует! Но с наступлением рассвета во мне остается только горечь. И, как ни стараюсь, я не могу постичь этого до конца.
Когда Кхорх заговорил, глаза его казались безднами, наполненными густым мраком:
- Почему же ты не доверился? Не открылся мне раньше, чтобы сомнения перестали терзать твою душу?
- Не знаю, господин.
Вернувшись в кресло, первосвященник окинул пренебрежительным взглядом мощную фигуру жреца.