– Ты зря думаешь, что я жалею тебя, Конда. Я чувствую ярость, думая о том, что с тобой сделали. У меня есть пять золотых, и я получаю ещё шесть каждый месяц. С октября я смогу найти работу, где буду получать восемь или даже девять. Может быть, нам удастся как-то накопить? Сколько нужно набрать?
– Шесть тысяч.
Она онемела.
– Шесть... Тысяч... Золотых... – пробормотала она после долгого молчания.
– Да. У меня не осталось ничего. Этот дом тоже не мой. Катис Эрсет, когда узнал, что произошло, прислал ко мне человека с письмом, в котором предложил жить в этом доме. Он, наверное, покупал его, чтобы сдавать. Без этого дома я бы не выжил. Он буквально спас меня.
– Ты приходишь в дом Пулата...
– Я пытался уехать из города и отправиться на восток. Помнишь? Я показывал тебе карту.
– Я помню, – сказала Аяна, садясь рядом и распутывая колтуны в его волосах. – Я вспоминала её, когда мы с Верделлом шли сюда. Я пришла к тебе только благодаря тому, что ты показал мне её.
– Я помню, как ты отвлекалась. Видимо, я недооценил тебя. Айи, я и подумать не мог... Хотя нет, мог... В общем, это было после того, как у меня отобрали недостроенный корабль. Я пытался уехать, но несколько раз на выезде из города меня ловили. Я пытался найти корабль, который вывезет меня, или нанять лодку, но у Пулата в порту... Ты, наверное, понимаешь. Меня остановили. А потом через месяц мне сказали, что я теперь женат, потому что Пулат решил меня "осчастливить". Я впал в безумие и пил. После того... после я снова дважды убегал, и меня ловили, а потом ко мне пришёл человек и сказал, что, если я не буду являться в поместье хотя бы иногда, то меня запрут в той комнате. Которую я недавно разрушил.
– Я видела. Конда...
– Её присылали ко мне, – сказал он вдруг, и глаза стали безумными. – Её без стука чуть ли не вталкивали в комнату. И я каждый чёртов раз сходил с ума, понимая, как я вляпался, и пугал её. Я не трогал её, Айи! Как я мог трогать кого-то, если ни моё тело, ни мой разум не желали никого, кроме тебя?!
– Как ты выжил в этом безумии? – спросила Аяна с ужасом, заглядывая ему в глаза. – Я думала, что пережила многое, но... Почему с тобой делают это?
– Я думаю, ты была права и в том, что назвала наш дом безумным. Пулат пытается сделать вид, что всё в порядке, что всё идёт так, как принято... Его не останавливает то, что меня уже почти в глаза называют "безумным киром". Он сбегает то в Койт, то в Харадал, то в Фадо, суетливо налаживает какие-то новые торговые соглашения... Он занялся перевозкой рабов! Раньше этим занимался дом Дувар, но Пулат устроил так, что два его корабля в Дакрии...
Он осёкся, глядя на Аяну, и взял её лицо в ладони.
– Я думал, что никогда тебя не увижу. Расскажешь мне?
Аяна вдруг вспомнила, как купалась в бухте мыса берега кирио и пожевала губу.
– Да. Но мне нужно ехать к Гелиэр. У меня подписан договор. Конда... тот человек, который "присматривает" за мной...
– М-м?
– Пожалуйста, можно сделать так, чтобы он "присматривал" только вечером, когда я еду домой? Мне, конечно, неприятно, что за мной кто-то следит, но мне на самом деле очень страшно бывает возвращаться мимо порта вечерами. Там убили девушку, и я...
– Спасибо, – сказал он. – Спасибо.
– За что?
– Что не называешь меня безумным за то, что я боюсь.
Аяна серьёзно посмотрела на него, потом тоже обхватила его лицо ладонями.
– Ты не безумен.
– Ты чешешь руки об мою бороду?
– Да. Неприятно?
– Это приятно. Мне приятно любое твоё прикосновение. Пожалуйста, не останавливайся... Ко мне два года никто не прикасался по-доброму, кроме того гватре, которого пару раз присылал Пулат, да и то... Я думал, что следующим, кто прикоснётся ко мне, не сжимая кулаков, будет человек, омывающий тела.
– Конда, пожалуйста... Ты делаешь мне больно. Как я найду тебя вечером?
– Я сам найду тебя. Почему ты пошла к Бинот? Что у тебя с документами?
– Давай об этом вечером поговорим. Ты что, ревнуешь?
– Нет. Просто интересно. Я спокоен. Я оставил своё сердце там, в долине, но теперь оно здесь.
– Я как-нибудь расскажу тебе.
12. Венеалме
Она нашарила под кроватью свои сапоги и хотела встать, но Конда прижался лбом к её спине, и она обернулась и поцеловала его в висок.
– До вечера?
Он кивнул, закрывая глаза.
– Я не спал почти год, – сказал он. – Каждый раз, засыпая, я словно умирал. У меня перехватывало дыхание, а посреди ночи я просыпался и ходил по дому и по улице, чтобы снова на пару часов уснуть на рассвете. Сегодня – первая ночь, которую я проспал целиком, и даже видел сон. Я не помню его, но он был светлым.
– Отпусти меня, иначе я не смогу уйти.
Он поднялся и взял её за руку.
– Пойдём.
Она подняла сумку и шла, сплетя свои пальцы с его, по пыльному полу, оглядывая голые грязные стены, серые драные занавески, ступая по лестнице, которая своим скрипом почти точно повторяла мелодию одной из песенок, что Конда пел ей ещё там, в долине, кроме четвёртой, шестой и седьмой ступенек. Они немного фальшивили, и Аяна недоуменно и весело сморщилась.