– Да. Думаю, никаких заминок не должно возникнуть. Твой договор перейдёт дому Атар, потому что Гелиэр станет частью рода, и попечителем её будет Мират. Он парень разумный и рассудительный, и, если вдруг тебе станет там невыносимо, просто скажи мне, я поговорю с ним. Я вообще, если откровенно, не хочу, чтобы ты там оставалась. Зачем тебе быть в том доме? Если бы не обстоятельства, я бы попросил тебя подумать, так ли тебе нужна эта работа.
– Я понимаю, о чём ты говоришь. Я остаюсь там, потому что Гели стала мне подругой, и мне хочется, чтобы она была счастлива. Я пошла работать, чтобы накопить деньги для поисков Верделла, и чтобы продержаться до твоего приезда. Благодаря Иллире это стало возможным.
– И благодаря Бинот. А в первую очередь, благодаря твоему незаурядному уму и сообразительности.
– Мне приятно слышать, что ты считаешь меня умной. Но сама я иногда крепко в этом сомневаюсь. Мне просто иногда... везёт.
Она оглянулась на спящего Кимата, потом уселась поудобнее и положила ладони Конде на грудь.
– Вот ты, к примеру, по щелчку пальцев решаешь странные дела, в которые я попадаю. Я даже не присутствовала ни на суде по поводу Ишке, ни даже при получении собственных документов.
– Я понял, – улыбнулся он. – Тебе любопытно.
– Да. Мне интересно, как ты это делаешь.
– Считай, что мне тоже везёт, Айи. Ты хочешь, чтобы я всюду брал тебя с собой? Даже когда решаю какие-то подобные дела? Неужели тебе за эти два года не надоело быть в дороге и в гуще событий?
Аяна вздохнула и упёрлась ему лбом в плечо.
– Очень надоело. Если честно, до ужаса надоело. Мои кости до сих по вспоминают каждый ранд, каждый па дорог широкого, прекрасного Арная. Я вспоминаю каждую минуту, когда я беспокоилась, где найти чистую воду, хорошую еду для Кимо, как улечься, чтобы наутро не чувствовать себя попавшей под копыта Пачу и Ташты вместе взятых, как успеть вынести его наружу, чтобы избежать дополнительной клятой стирки, да драли духи её через четыре колена.
Конда улыбнулся, гладя её волосы, заправляя их за ухо, и она прильнула щекой к его горячей ладони, закрывая глаза.
– Я решу все наши странные дела, – сказал он. – Найду всех, кто потерялся, и мы будем сидеть все вместе на балконе какого-нибудь дома и смотреть на залив, и играть на кемандже или петь, а ещё читать, и ты будешь рассказывать мне про степь, а я – про Нанкэ, и буду расчёсывать твои волосы. Я научу вас с сыном игре в дэйрто. Мы будем играть друг с другом по очереди. Мы будем плавать в бухтах с Киматом и ездить с ним в гости по эйнотам, где подрастают юные кирио, и он найдёт друзей, да и мы тоже. Мы заведём большую собаку из тех, что тебя так впечатлили, или даже двух, и ты будешь скакать с ними на своём кийине по полям эйнота в штанах и без седла, и арендаторы будут звать тебя "безумная лютая кира", а ты устроишь у них в деревне учебный двор, и они будут слегка бояться тебя, но крепко любить, а ещё мы откормим твоего кота до веса в треть тюка, и любая деревенская кошка будет почитать за честь, что он обратит на неё внимание.
– Я очень хочу этого. Я хочу верить в это.
– Всё, во что ты веришь, может стать явью, сокровище моё. Придёшь провожать меня вечером?
– Да. Во сколько вы отходите?
– После десяти. Я ещё заеду в дом Пулата. Может быть, увидимся и там.
Аяна кивнула и осторожно причесала его растрёпанные блестящие волосы пятернёй.
– У тебя нет гребня из ароматного дерева из Нанкэ?
– Нет. Ты имеешь в виду, как у Верделла?
– Да. Он привёз такой Иллире, когда впервые был в Нанкэ.
– Во второй приезд он купил такой и себе, вернее, я думал, что себе... А он потом сказал, что хочет подарить его своей жене, чтобы она расчёсывала свои роскошные волосы. Я как раз тогда на него бранился, такого тощего, вихрастого, и мне стало смешно, аж слова в горле застряли, а он обиделся. Он с такой обидой смотрел, мне прямо как-то неловко стало.
– Да, он умеет. Так тоненько мне ещё говорил "Ну ки-и-ирья"...
– Да. Он очень переживал, когда мы его увозили с островов от жены. Мечтал, видимо, о ней. Эх, молодость, – вздохнул Конда, качая головой. – В общем, я его хлопнул по плечу и от всей души пожелал скорее её уже увидеть, а ещё сказал, что пока он её не нашёл, может и сам пользоваться гребнем. Он на меня посмотрел укоризненно и повторил мне мои же давнишние слова о том, что некоторые вещи должны оставаться нетронутыми, пока не придёт время.
Аяна воззрилась на него с весёлым недоумением. Вопрос про вещи, которые должны были оставаться нетронутыми до времени, её тоже волновал, и очень давно, но найти, с какой стороны к нему подобраться, у неё пока не получалось. Ну не спрашивать же прямо вот так, в лоб, на самом деле.
– Конда, у меня к тебе есть ещё пара вопросов, – задумчиво сказала она. – Но мне очень неловко задавать их при свете дня.
– Тогда дождись моего возвращения, – сказал он, поднимая бровь. – Эти вопросы ведь могут дождаться моего возвращения?
– Да. Да, могут.
– Тогда поезжай к своей кирье, любовь моя. Я пока останусь с сыном.
Сэмилл улыбался, когда Анвер зашёл в конюшню Перулла.