Ключ от этой двери

Он кинулся к Аяне, и она неосознанно отшатнулась, отпрянула назад, натыкаясь спиной на стену позади. Страха не было. Ярость охватила её, стискивая, сдавливая горло, застилая глаза, и она оттолкнулась от стены, сжимая кулаки, силясь кинуться к Мирату, но не смогла сделать шаг. Стена не давала ей рвануться, и она зарычала.

– Я разберусь с ним.

Мират беспокойно поднял ладони, и Аяна задёргалась, пытаясь высвободить свои руки.

– Конда, оставь его!

– Я разберусь. Не лезь.

Он стоял сзади, намертво вцепившись в её запястья, и его горячие пальцы слегка дрожали.

– Пусти меня!

Он вытащил её в коридор.

– Не лезь. Убью, – тихо сказал он Мирату, ногой прикрывая дверь в его комнату. – Иди, погуляй. Проветрись, брат.

Он перехватил её запястья в одну руку и втащил в одну из соседних дверей.

Аяна тяжело дышала. Каждый приступ ярости сжигал её ещё немного, лишая сил, исчерпывая, иссушая, выжигая душу. Она стояла и не видела ничего в темноте, которая неожиданно навалилась на неё со всех сторон, как только дверь за спиной медленно закрылась со щелчком.

– Зачем ты пришла? – спросил Конда, держась за переносицу. – Что тебе надо от него? Почему ты кричала? Почему ты так ведёшь себя?

Он стоял спиной к ней, и свет, резавший темноту, проникая между плотных занавесей, пролетал за ним и падал на ковёр, отмечая тонкую светлую черту на полу позади него.

Аяна смотрела на его спину и молчала. Он обернулся.

– Что тебе надо от него?

Его голос был серым и безжизненным, как скалы, зиявшие чёрными пустыми глазницами входов в склепы, над бухтой, где она ныряла.

– Тебя это не касается.

Он перешагнул светлую черту, разворачиваясь к Аяне, остановился в пяти ладонях от неё и на миг недоуменно сморщился.

– Что это за... Что это опять у тебя на лице? Зачем ты...

Он было потянулся пальцами к поддельной бороде, но отдёрнул руку.

Аяна смотрела сквозь него, и в животе и груди билась оглушающая обида, которая прорастала наверх по её жилам с током крови, стучала в висках, пылала под кожей лица, заставляя челюсти сжиматься.

– Зачем ты пришла к нему? – переспросил он, шумно вдохнув носом. – Кто он тебе?

На неё будто вылили ведро кипятка. Ревность пополам со злостью ошпарила её так, что она чуть не завизжала. Аяна скрипнула зубами и подалась вперёд, занося кулаки.

Он увернулся, шагнув в сторону, и снова стоял и смотрел на неё из темноты.

– Я не отпущу тебя, пока ты не скажешь, зачем пришла к Мирату.

– Тебя это не касается! – крикнула она. – Тебя больше не касается моя жизнь! Ты понял? Всё! Конец этой истории!

Он отпрянул, словно в него кинули чем-то тяжёлым, и отвернулся.

– Какое тебе теперь дело до меня? Я увидела то, чего не было! Я совершила ошибку! – Она кричала, и голос срывался на хрип. – Ты хоть знаешь, что я пережила за это время?

В её груди гладкая галька стучала обкатанными боками о рёбра изнутри, и слова вылетали, клацая, сиплые, жёсткие, хрипящие.

– Я шла сюда так долго! И пришла к чудовищу, которое вылезает из темноты своей пещеры, чтобы мучить маленькую девочку! – сипло орала она, надсаживаясь, в его спину. – Я потеряла друга по пути к тебе, и нашла только чудище, которое оставляет синяки на коже другой женщины! Я была твоя, а ты был мой, и я шла к тебе, думая, что твои слова что-то значат, потому что ты так много говорил об этих ваших клятвах на роду и на крови!

– Не тебе говорить что-то о том, кто теперь чей, – сказал он, не оборачиваясь. – Не тебе.

Она оцепенела. Он будто окатил её ледяной водой равнодушия, выговорив эти жестокие слова.

– Что тебе нужно было от Мирата? – повторил он вопрос. – Это же не его ребёнок, верно?

Аяна стояла, и оцепенение расползалось теперь по её телу из груди, остужая шею, обескровливая губы. Кимат. Он говорил про своего сына, Кимата. Она так и не сказала ему. Она так была занята собой и своей ревностью и яростью на него, что забыла сказать.

– Конда... – прошептала она.

– Нет. Не говори мне ничего. Я не хочу это знать, – перебил он её шёпот, даже не пытаясь дослушать. – Просто скажи мне, зачем пришла.

Он не верил ей. Она пришла к нему, а он не верил в то, что она всё это время была только его. Конда подумал, что она родила ребёнка от другого, пока ехала в Ордалл. Он ревновал, думая, как другой мужчина касался её. Но он сам...

– Какое право ты имеешь на эту ревность? – раздельно выговорила она. – Ты женат на другой женщине, и ты ещё смеешь ревновать меня? Я пришла к Мирату, потому что моя подруга любит его и ждёт его предложения! Но он ничего не делает, и ему отказал его клятый дядя, и через три дня её отдадут такому же чудовищу, которое будет терзать её... Ппотому что она будет принадлежать ему, как породистая лошадь! К чему тут твоя клятая ревность? Это моя боль и боль Гелиэр! Как тебя касается это?!

– Это всё, что ты хотела?

Конда повернулся к ней.

– Это всё, что тебе было нужно?

– А ты думал, я пришла к Мирату ради себя? Для чего? – крикнула она. – Мне больше ничего не надо в этом жутком доме, где все безумны! Дай мне уйти!

Он, ни слова не говоря, прошёл мимо неё, распахнул дверь и шагнул, захлопывая её так, что мебель в комнате вздрогнула.