Ключ от рая

Дело в том, что леса вдоль Мургаба уже сильно поредели, завоеватели вырубили их на дрова. И теперь приходилось уходить все дальше за дровами — карагачом, саксаулом. И вот тут-то окружали внезапно туркмены незадачливых дровосеков, брали в плен, а если те оказывали сопротивление, рубили головы. Кара-сертип, разумеется, знал об этом, но рассказывать принцу, до сих пор пребывающему в каком-то легко возбужденном, этаком воздушно-голубом состоянии, отнюдь не собирался. Кара-сертип лишь распорядился увеличить отряд дровосеков до двадцати человек и дал ему две пушки. Но туркмены окружили и этот отряд, наголову разбили, а пушки уволокли с собой в пески. На этот раз пришлось поставить в известность принца. Кара-сертип пережил неприятные мгновения, левое веко принца стало дрожать, подергиваться от гнева, но он сдержал себя прй французе, который по утрам возобновил с принцем легкие занятия французским языком. Принц с кислою улыбкою пожал плечами.

— Но ведь туркмены не умеют стрелять из пушек, зачем же им они?

Через месяц уже и лагерь за городом из-за нечистот представлял нечто ужасное. Зловонье, усугубленное невероятною жарою, вызывало тошноту даже у бывалого Кара-сертипа, что ж говорить о бедном французе! Ему — выпускнику Сорбонны, изящному ценителю Шелли и Монтескье, любителю путешествовать в мягком дилижансе по культурным странам Европы, вся эта азиатская экзотика теперь казалась несусветной чушью. Обещанная награда после окончания экспедиции уже не представлялась столь привлекательной, как там, в Париже. Да и начало не предвещало ничего хорошего. И совсем непонятно было, о чем думает принц. Ведь уже три месяца, как вышли из Шах-Севента, уже месяц, как они здесь, на земле Мары — и непонятно: победили все-таки они или нет.

Потянулись дни, однообразные, как марыйские пески, казалось, нет и никогда не будет просвета в их унылой жизни, казалось, свежий ветер никогда не разгонит тошнотворных испарений, которыми пропитан лагерь. Но однажды ранним утром француза разбудил странный шум в южной части лагеря. Юг был почти не укреплен, туркмен ведь ждали с запада. И вот на юге возник этот странный шум, разбудивший Блоквила, шум нарастал, уже доносились крики, вопли, стоны. И когда Блоквил выскочил из палатки, расположенной неподалеку от шатра принца, поразительная картина предстала перед ним. Продолжением сна — не иначе — воспринимал он то, что увидел. Четыре всадника вскидывали и опускали сверкающие сабли — и перед ними налево и направо, словно порубленный камыш, валились персы. Чтобы получше видеть, Блоквил взбежал на холм повыше, к самому шатру. Да, да, он не ошибся — то был не сон! Четыре человека напали на многочисленное войско и косили оцепеневших людей. Казалось, оторопь всех охватила перед такой, ни на что не похожей, прямо-таки нечеловеческой отвагой — вчетвером напасть на целое войско! И Блоквил следил как завороженный…

А уже слышны были их возгласы: «О аллах!» — с которыми рубили смельчаки своих врагов. «О аллах!» — шептали умирающие. «О аллах!» — воскликнул появившийся рядом Кара-сертип. Ноздри его раздувались, усы топорщились, в глазах загорелась ярость, тяжелые руки сжимались и разжимались, старый вояка с чувством повторял:

— Прекрасно! Вот это удар! В самую душу. Ах, какой удар — разрубил до седла! Э-э-эх!!!

Ему бы коня сейчас, он бы им показал! Но всадники вдруг изменили направление, резко свернули на юго-запад. И кажется, уже близки были к цели — уйдут к своим, в пески, уйдут безнаказанными, как пришли, погуляв с сабельками, потешив душу, повергнув в изумление и оцепенение своих врагов. Уходили! Без единой царапины! Чистокровные ахалтекинцы уносили их словно на крыльях! Это было фантастическое зрелище. Кара-сертип за долгую жизнь, которую провел в боях и сражениях, впервые видел такое! Он жаждал встречи с такими рубаками, он, может быть, всю жизнь мечтал помериться силами с такими богатырями, он махал им вслед рукой, мол, сюда, сюда, и все повторял:

— Прекрасно! Ах как прекрасно!

Тут за спиной у него раздалось:

— Это еще что такое? — принц Хамза-Мирза, потягиваясь после сна, вышел на шум из своего шатра.

— Эссалам алейкум! — согнулся сразу Кара-сертип в низком поклоне, и голос его стал одновременно и сладок, и пискляв. — Эссалам алейкум, господин принц.

— Нет, я спрашиваю, — капризно показал пальцем принц на отдаляющихся четырех смельчаков, — что это такое, генерал?

— Мой господин! Сторожа остались в неведении… — забормотал бессвязно Кара-сертип, — вы же знаете, мы ждали с запада, они напали с юга… Всего три-четыре каких-то туркмена…

— Каких-то! — закричал принц, взмахнув широкими рукавами атласного халата.