Ключ от рая

Каркара впервые в жизни слышала, чтобы отец так грубо разговаривал с ней. Прежде никогда, даже если она случайно била посуду или совершала еще какую оплошность, Дангатар не повышал на нее голоса. Поэтому теперь к горлу ее подступил горький комок, она молча подняла намазлык, свернула его в трубочку и спрятала туда, где он должен лежать. Но неожиданно за спиной ее раздался ласковый, совсем не вязавшийся с последними словами голос Дангатара:

— Каркараджан, доченька, а ну пойди ко мне. Сядь сюда.

Каркара сразу же выполнила его просьбу.

— Надо и нам сходить, доченька…

— Куда, папа?

Но Дангатар теперь задумался о чем-то и не отвечал на ее вопрос.

— Каркараджан, ты знаешь, что ты теперь у меня только одна? Вот, посмотри, — он показал рукой на одеяло. — Тут был Ораз. А теперь его нет. Ты теперь мне одна и сын и дочь. Ты это знай. А то у меня совсем никого не осталось.

Каркара еле сдерживала слезы.

— Папа, ты куда-то звал только что?

— А? — он не понимал дочь.

Вдруг Дангатар взял кочергу, сунул ее в самую середину огня и стал с улыбкой смотреть, как она горит. Каркара подскочила к нему.

— Ты хотел куда-то идти, папа. Куда?

Старик вздрогнул и посмотрел на дочь:

— Куда? Разве ты не знаешь куда?

— Нет, папа, не знаю.

— Мы пойдем к Оразджану. Ведь он там, бедный, один лежит. Ему скучно одному. Посмотри, вот в нашей кибитке туйнук есть. А у него нет. Ему там и дышать нечем. И света нет.

Каркара больше не могла сдерживать себя. Она отошла в угол, села, положила голову на колени и заплакала.

Дангатар с улыбкой посмотрел на нее. Тем временем кочерга, забытая в очаге, наполовину обгорела и свалилась на пол. Дангатар взял ее, но палка была горячая, и он тут же бросил ее и засунул обожженные пальцы в рот.

— А кочерга-то сгорела!

Потом он снова повернулся к Каркаре и заговорил с ней так, как будто это был Ораз:

— Не плачь, сынок, не плачь. Вот я тебе красивую невесту приведу. Ты будешь спать утром, а она хлеб печь, и воду греть, для меня, и все сама будет делать. И нам будет с тобой хорошо…

Каркара не могла больше слушать бред сумасшедшего отца. У нее было такое чувство, точно все несчастья случились именно сегодня: и мать умерла, и брата похоронили…

Проснулся Курбан. Подошел к очагу и сел. Дангатар заговорил с ним:

— Знаешь, племянник, а мне Ораз снился. Ай, это и не сон был. Только я не помню, он ко приходил или я к нему. И мы всю ночь разговаривали. Я говорю: «Ты что делаешь?» А он: «Коров пасу. Замучили меня, чтоб рога у них обломались!» Они же глупые, коровы. Что с ними сделаешь! Идут себе куда хотят — и на наши поля, и на поля гаджаров. Для них же все равно — что гаджары, что другие. Они, когда голодные, что хочешь погрызут! А эти негодяи гаджары, ты сам знаешь, за кисть винограда готовы глаза тебе выколоть! У них ни капли нет жалости.

Курбан молча слушал Дангатара, не перебивая его, он понимал, что со стариком случилось что-то неладное, но чем помочь ему, не знал.

Вернулась Каркара с кувшином. Она поставила кувшин в угол, взяла казан вместе с треножником и поднесла его к огню.

Дангатар тем временем придумал что-то новое.

— Доченька, ты мне дай что-нибудь отнести, чтобы поблагодарить.

— Кого ты собираешься благодарить, папа?

— Пойду к Сейитмухамед-ишану, попрошу судьбу мою погадать, а то что-то на сердце у меня неспокойно… Надо будет дать ему за гаданье.

Каркара подумала, что ишан, может, вылечит ее отца, и поэтому быстро с ним согласилась:

— Сходи, сходи к нему, папа.

Она вынула из красного чувала кусок белой ткани, завернула в него что-то и передала отцу. Дангатар засунул узелок под мышку, поднялся на ноги и медленно вышел из кибитки.

Дангатар вошел к ишану, поздоровался. Единственный человек, сидевший там, с удивлением посмотрел на пришедшего.

— Ой, оказывается, ты не ишан-ага? Ну все равно.

Полный, круглолицый человек поднялся на ноги. Это был гость Сейитмухамед-ишана, приехавший из Тед-жена.

— Если ты старше — то эссаламалейкум! Если младше — валейкум эссалам!

Гость протянул руку Дангатару.

— Я, сынок, и не знаю, старше я тебя или младше…

Гость засмеялся:

— Так ты скажи, ровесник, сколько тебе, вот мы и узнаем…

— Я не знаю… И тебе до этого дела никакого нет.

— Считай тогда, я ничего не говорил.

Гость подумал про себя: «Видать, у этого бедняги не все дома».

— А ишана-ага нет?

Гость решил, что, раз человек пришел к ишану, надо быть с ним на всякий случай повежливее, и поспешно предложил Дангатару:

— Вы проходите, проходите, ишан-ага скоро вернется.

— Тогда я лучше в другой раз зайду.

— Ну, как хотите… Так мы вашего возраста и не узнали. А я подумал, мы ведь и сосчитать можем, вы скажите, какой год у вас?

— Год?

— Ну да, год.

— Наверное, зайца.

— А какого зайца?

— Белого, наверное.

— Такого года не бывает, ровесник.

— Ну тогда, значит, черного.

— И такого тоже года нет.

— Нет? Значит, заяц в два муче[71]

Тут гость не выдержал и рассмеялся:

— Значит, тебе всего двадцать пять, да?

Дангатара обидел его смех.

— И это не твое дело, ровесник!

Дангатар постоял секунду, потом круто повернулся и вышел из кибитки.

А гость поднес руку к бороде и проговорил: