Ключ от Снега

Над Коростелем свистнула стрела. По обеим сторонам от него Травник и Ивар-храмовник, отбросивший ставший теперь бесполезным арбалет, тут же выхватили мечи, защищая Яна. Но ни стрелы, ни мелькающие клинки не остановили и даже не коснулись маленького белого пятнышка света, которое тихо падало к Яну с небес. Сильный ветер подхватил его, закружил, но только лишь для того, чтобы аккуратно опустить белое пятнышко Коростелю на руку. Он посмотрел на него с великим удивлением, потому что красивее этого Ян еще не видел в жизни ничего. Это была правильная восьмиугольная звездочка, вся в тончайшей узорной резьбе, тонкая и колкая на вид… Она лежала на руке Коростеля и не таяла.

– Снег, – прошептал Ян в отчаянии. – Рута…

Ключ от Снега выпал из его ладони, первая снежинка легко спорхнула с руки, подхваченная резким порывом ветра, и дальше был уже только кровавый вихрь клинков, копий, стрел и огня. А потом повалил густой и пушистый снег.

ГЛАВА 11 СНЕГ НЕБЕСНЫЙ

Есть ли в мире что-то более чистое, чем снег, впервые выпавший поутру холодного осеннего дня, думал Травник. Он уже давно собирался погасить изломанную восковую свечу, но засиделся у окна заполночь.

Да, размышлял он, но это – только снег небесный, летящий в ночи и достигающий земли в последние мгновения своей жизни. И снег небесный, лежащий на хляби земной – есть ли большее примирение с судьбой, чем то, которое из года в год, без устали демонстрирует нам природа? Она просто показывает и учит, без лишних слов и поучений, просто говоря нам: смотри!

Первый снег всегда выпадает ночью. Проснешься утром, подбежишь к окну – и зажмуришься от неожиданной белизны, нетронутой еще ни одним следом, кроме тонких веточек птичьих лапок, уже опробовавших поутру нежный ковер невесты-зимы.

Окровавленный снег вокруг Домашнего озера был испещрен следами множества ног. Следы мало-помалу таяли, опускались, проваливались, и их засыпало снегом. Но кровь засыпало мелкой белой крупкой быстрее, и она исчезла за несколько часов, словно и не бывало.

Ян сидел у окна, глядя, как над озером валит пушистый крупный снег. Эгле вошла неслышно, осторожно присела рядом, положила руку ему на плечо.

– Ну, как ты?

Ян молчал. Неподвижное лицо, застывший взгляд, сомкнутый жесткий рот. Эгле вздохнула.

– Они ничего ей не сделают. Я знаю. Женщины всегда чувствуют опасность, которая угрожает только им, поверь мне, Янку.

Ян оторвался от окна, положил подбородок на стол, на скрещенные пальцы.

– Я знаю. Им нужен я.

– И что? – со страхом спросила девушка.

– Ничего не поделаешь, – сказал Коростель. – Придется идти.

– Куда? Зачем? – Эгле вскочила из-за стола и стала взволнованно и быстро ходить из угла в угол, механически переставляя с места на место горшки, миски, кружки. – Чего ты этим добьешься теперь?

– Не знаю, – тихо сказал Ян. – Может быть, тогда они отпустят Руту.

– Серьезно? – Эгле уперла руки в бок. – И ты думаешь, я тебе поверила?

Коростель пожал плечами. Ему сейчас было все равно, верит ли ему кто-нибудь или нет. И он снова уставился в окно, за которым снег повалил уже просто гигантскими хлопьями, так, как он всегда идет в ночь смены года.

Эгле фыркнула, как кошка, затем схватила в охапку здоровенный чугунок и что было силы припечатала его к столу. Но Коростель на нее даже не взглянул.

– Я знаю, парень, что ты задумал. Ты ведь хочешь убить Молчуна, верно? А потом – Птицелова?

Ян молчал.

– Так вот, знай, – крикнула девушка, чуть не плача. – Если ты пойдешь к ним, я пойду за тобой. Ты понял?

Коростель не ответил. Встревоженная Эгле осторожно подошла к нему, заглянула в лицо.

Ян спал. Он уже ничего не слышал, ничего не видел и ничего уже не хотел. Кроме одного. Пальцы Коростеля судорожно сжимали стеклянистую полосатую рукоять некогда принадлежавшего Снегирю тяжелого ножа, который сумел остановить однажды могучую Силу Древес. Девушка покачала головой и осторожно вынула из его руки клинок.

Коростель не проснулся, только что-то невнятно пробормотал сквозь сон. Эгле еще раз взглянула на него, тихо вздохнула и на цыпочках вышла из комнаты, плотно притворив за собой дверь. За окнами быстро темнело.

Тем временем неподалеку от избушки Ивара-разведчика, устроив свою кудлатую голову на старой, задубевшей от холода и топора колоде, крепко спал кобольд. Он должен был сторожить, но его заменил Март, которому все равно не спалось из-за мучившей его раны в плече, и кобольд заснул этой ночью с симпатией к роду людскому. Хрум изредка причмокивал во сне, постанывал и похрюкивал, но, несмотря на это, рядом с его головой на колоде доверчиво примостилась большая сорока с длиннющим раздвоенным хвостом. Белобока тоже дремала, сунув голову под крыло, но сон ее был чуток. Умная птица знала, что ее черно-белое оперение слишком заметно на снегу. И у нее было немало врагов, которые различали только эти два цвета.