– Вот видишь, – храбрясь, легкомысленным тоном бросил я. – Пройдет.
– Макс, ты сходил бы к врачу.
– У меня все под контролем.
– Я имею в виду психолога.
Пришлось признаться:
– Я думал об этом. Но, Димыч, какие психологи в Мергелевске? Умничающие тетки за сорок и полтинник в офисах метр на полметра или, что еще хуже, – в ко-вёркинговых центрах. И вообще, это все фигня. Это стресс из-за переезда. Или вирус.
– Но ты ведь говорил, что нырял на Балке. И что все было отлично, – заметил Март.
– Да. Было.
Я перенесся мыслями на базу. Проговорил, тщательно подбирая слова, потому что тяжело было выразить свои ощущения в тот день:
– Возможно, там у меня не было выбора. На первом месте стояла жизнь человека.
– Это все у тебя в голове, – серьезно кивнул Марченко. – Чэ-Тэ-Дэ. Что и следовало доказать.
Потом мы прошлись по вечерней набережной. На Аллее Цветов ходили взад-вперед повозки с пони, в них самоотверженно тряслась детвора. В киосках продавалось все: от холодных напитков до жареных пельменей. Под липами расположились за столиком девчонки в индийских сари. Они держали в руках серебристо-зеленые конусы и сосредоточенно водили ими по рукам, ногам и плечам желающих.
– Мехенди, – пробормотал я. – Татушки хной. Как я мог забыть?
– Что? – спросил Март.
– Да ничё.
Не то чтобы я собирался искать ту девчонку с базы по татухе на локте, как принц Золушку, но некое разочарование испытал. Теперь, даже если встречу, шансов узнать нет. Разве что в море окунуть, что вряд ли поспособствует приятному знакомству. Но с морем у меня самого сейчас проблемы.
– Блин, как вкусно пахнет, – Димка сглотнул слюну. – Вот блин! Сейчас сдохну от голода! Ну нет! Летс гет аут оф хиэ
*.– О, чувствуется мое благотворное влияние – делаешь успехи в английском, – заметил я. – Да, валим.
(*англ – валим отсюда
)… Рабочие навели порядок в квартире Дианы. Отец подбросил денег на бытовую технику и новую мебель. Я не стал особо шиковать. Кое-что из идей мамы, вроде минимализма, экзистенциализма и разумного использования, зашло и мне. Захотелось, правда, купить что-нибудь для души – картину или статуэтку. В пустой комнате я сложил экипировку для дайвинга и доску для сёрфа. Мои штучки-приблуды заняли там почти все место.
Дом и район, в котором я теперь жил, радовали меня даже больше, чем квартира. Здесь пахло детством. И морем. И люди были другие, не такие озабоченные и серьезные, как в промышленной части. Кое-кто из жильцов, правда, уже начал жаловаться на шум от байка. Но, в конце концов, я постепенно привык спать по ночам, а не гонять по серпантину на Корчень-горе. Даже начал поглядывать в сторону ноутбука и учебников – отец не переставал требовать выбрать вуз для поступления.
Решил тренироваться в ванной. Вода давала больше концентрации, чем обычная задержка дыхания. Все оказалось хуже, чем я думал. Сорок секунд – страх! Если бы это были легкие! Март был прав – это была моя голова!
В один из вечеров я немного продвинулся. Усилием воли отстранился от паники, словно это были не мои эмоции, загнал их в угол сознания. Сквозь воду услышал неистовый стук, как будто мне хотели вынести дверь. Выскочил, в спешке уронил вещи за стиралку, намотал на себя полотенце. Открыл и отпрянул, чуть не уронив полотенце.
– Чайник! Газ! – проорала мне в лицо незнакомая девушка.
Глава 7
Майя
В общем, Бурята я узнала сразу, по высоким скулам и глазам. А он меня не узнал. В последний раз мы виделись в седьмом классе, а в разных чатах и профилях бывших (а теперь нынешних) одноклассников из шестнадцатой гимназии он, как видно, не бывал.
Он стоял передо мной, обмотанный полотенцем вокруг бедер, и с него на пол в прихожей стекала вода. В брови блестело кольцо-пирсинг. От угловатого мальчишки-семиклассника в Буряте осталось лишь очень необычное лицо и… совершенно наглый взгляд. Макс вымахал под потолок, а в верхней части тела стал похож на равнобедренный треугольник… весь сплетенный из мышц.
С точки зрения самой сути Ковалева, лучшей ситуации он не смог бы придумать даже при многодневном планировании: он стоял передо мной почти голый, а дар речи почему-то потеряла я. Глупо, правда? Я все ждала, что Бурят скажет:
– Ефимова, ты, что ли? Че приперлась? Я тебе какое плохое зло сделал?
По крайней мере, именно так он раньше и выражался. Я рада была, что осталась неопознанной. Ну подумаешь, оказались соседями! Ну воевали в сопливом детстве! Проехали.
Собралась с мыслями и наорала на него. И Бурят – о боже! – он смутился!
Впрочем, все по порядку.
Выходные прошли уже привычно, спокойно. Я съездила домой, подменила на полдня теток. Еще раз убедилась в несомненных плюсах семейно-общинного строя. Даже Алька (сколько бы ни изображала ущемленность в правах) страдала не особо – успевала погулять с подружками и позаморачиваться всякой дурацкой фигней в сети.
Я спросила маму, не боится ли она, что мелкие вконец избалуются. Мама махнула рукой и сказала, что ей пока все равно. Она подумает и попереживает об этом завтра… или послезавтра. Жизнь прекрасна, пока маме дают поспать и поесть.