Ключ разумения

Медленно поднялся президент из правительственной ложи. Нет, он не растерял своей воли, ему было просто физически плохо от впервые выпитого в жизни отдохновина. Он был отравлен этим ядом, и решил, что этот первый раз будет последним. А исчезновение Раздватриса и все эти крики: е-рун-да! Он умел не только работать руками, но и решения принимать! Поэтому, преодолевая тошноту и ужасную боль то в висках, то в затылке, медленно поднявшись, он пошёл к арене твёрдым шагом, зная, что сейчас сделает. По случаю президентства на него напялили светлый фрак на два размера меньше, но он не был смешон, он был грозен. Он подошёл к клетке, и, взявшись за толстые прутья, раздвинул их так, будто они были не из железа, а из пластилина. Всё замерло. Дыра оказалась достаточно широкой, чтобы в неё пролез тигр. При раздвигании следующих прутьев фрак лопнул у плеча, тогда Просперо сорвал его и отбросил в сторону, оставшись в какой-то манишке. Кто-то всплеснул в восторге ладошками, а Просперо, сделав ещё одну дыру, подошёл к зарешёченной двери, вставленной в клетку, рукою сорвал замок и распахнул дверь с такой силой, что сорвал её с верхней петли.

– Ну и силища у нашего президента! – восторженно воскликнул юноша из ремесленных рядов.

– Звяга, сосед, помогай! – весело крикнул президент.

– Понял тебя, сосед! – радостно ответил Звяга. Он спустился с верхней скамьи с двумя рослыми сыновьями. Они стали крушить клетку, и, понатужившись, сорвали зарешеченный потолок. Народ безмолвствовал, наконец, Просперо взял слово.

– Клянусь, – сказал он, – пока я президент, в Деваке больше не будет ни одной казни, и по моему приказу не прольётся ни одной капли крови! У нас будет мощная армия, но мощь её будет направлена не против собственных граждан, а только против тех, кто позарится на нашу землю. Сегодня сбежал из ямы ненавистный всем палач Раздватрис. (Тут кто-то ахнул). А я вам скажу: хорошо, что сбежал!

Просперо взмахом руки пресёк недовольный гул.

– Хо-ро-шо, потому что по справедливому закону жизни, зло, содеянное им, к нему и возвратится, и убьёт его, и нам не придётся пачкать руки и души его подлой кровью. Хватит крови! Наше новое общество будет основано на принципах любви и добра. Человек человеку – брат.

– Браво! Ура! – посыпались голоса. – Ну и президент у нас! Ни у кого такого нет!

Просперо снова простёр руку и лукаво, как ему казалось, улыбнулся. На самом деле на его простодушном лице и улыбка получилась по-детски открытой.

– А если кто-то всё-таки желает кровавых зрелищ, то вот: клетка разломана. Сейчас я выпущу из-под земли людоедов, и пусть сидящие здесь любители крови на своей шкуре испытают их клыки и когти! Лично я хорошо знаю, что такое голодный полосатик, как называют их дети. Вот. – Он сорвал с себя неуютную манишку и разодрал рубаху: по могучей груди тянулись борозды от тигриных когтей. – Ну что, выпускаем зверей?

– Нет! Не надо! – завопили отовсюду. Кто-то кинулся бежать, женщины завизжали, а торговка рыбой упала в обморок…

– Не бойтесь! – крикнул президент. – Хищникам уже дали вдоволь мяса, и они храпят в своих ямах за надёжными засовами. Мы найдём для них мирное занятие, и питаться они будут капусткой и морковкой. – Он заразительно, как ребёнок, засмеялся, и всё сообщество, подчиняясь его обаянию, сотряслось от хохота. – Он поднял руку и смех прекратился. – А разломанная клетка пусть напоминает о сегодняшнем дне – дне, когда первый президент Деваки отменил навеки смертную казнь!

– Товарищ Просперо, а что же будем делать с толстяками? – спросил вдруг чей-то звонкий бодрый голос. Президент ответил моментально, будто давно решённое, хотя только сейчас это влетело ему в голову.

– Отпустим. На все четыре стороны. Пусть в поте лица добывают хлеб свой. Смогут работать – выживут, не смогут – туда и дорога. Но наши руки будут чисты!

Нависла пауза. Тибул хотел что-то возразить, как вдруг:

– Ур-ра! – заорал кто-то. – Виват! Браво! Вот так президент! – подхватили другие.

– Мы за добро! Мы за любовь! Качать его!!! – Под аплодисменты, радостные крики и улюлюканье толпа повалила к арене, Просперо подхватили на руки и стали подбрасывать в воздух.

Про толстяков как-то подзабыли, и они стояли возле кареты, чуть не в гуще народа, затёртые, потерянные и жалкие, в разной степени не соображая – сорокалетний Младшой, шестидесятилетний Страус, и восьмидесятилетний полусумасшедший Дохляк – на какие четыре стороны им идти.

…Ближе к ночи были фейерверки и народные гулянья в парке, и известный бард пел под гитару, подражая голосу покойного знаменитого Высоца: