Ключ разумения

Как у нашей у реки
Проживали Толстяки.
Помыкали нами так и сяк.
Мы работали за грош, за так.
Для прокорма Толстяков
Было много дураков.
А в стране царил бардак и мрак!
Так, наверное, прошли века.
Но заботы нет у Толстяка.
Вот у этих Толстяков
Поубавить бы боков!
Только что-то ленимся пока…
Так у нашей у реки
Разжирели Толстяки.
Но однажды к ним пришёл чудак.
«Посмотрите, в душах кавардак!
Чтоб народом управлять
Надо срочно похудать,
А без этого сейчас никак!»
Позабыв перины кислые,
Животы свои отвислые,
Толстяки давай гулять,
Душ холодный принимать,
Стали крепкие да быстрые.
Так у нашей у реки
Поумнели Толстяки!
Были глупые да сивые,
Стали милые, красивые!
Стали к нам в народ ходить,
Без бумажки говорить —
Молодые, не спесивые.
Закивал опять чудак: «Так – так…»
Но… по-прежнему в стране бардак!
Изловить бы чудака,
Да намять ему бока!
Только что-то ленимся пока…

Пока, читатель, до скорого свидания!

Глава десятая На рудниках и в Золотой долине

Мы оставили Раздватриса и карлика спящими в устремлённой на север карете. Трое суток они то тряслись, то ехали, то мчались, меняя лошадей. Посвящённый во всё возница, передав Пупсу охранную грамоту, вернулся во дворец, и дальше их везли ямщики, нанятые за различную плату, в зависимости от отношения к революционному правительству станционных смотрителей. Грамота, конечно, для понимающих в этом, была слабенькая. На толстяковской гербовой бумаге крупными печатными буквами написано: «Подателей сеВо пропускать бИс прИпятственно!!! ПрИзидент ПрАсперА!!!» Неясная подпись и толстяковская печать. А с другой стороны? Где всего лишь на вторые сутки после переворота было взять свою печать и бумагу? На некоторых особенно действовало шесть восклицательных знаков – была в этом революционная сила, на кого-то – орфографические ошибки: «Просперо же простой кузнец, откуда ему грамоте знать – значит, не «липа»!» А кому-то достаточно было, что из кареты торчала палка с привязанной к ней красной рубахой: а когда было флаги шить новой власти в первый свой день?!

В общем, ехали пока без приключений. Как бы простодушный Пупс поил хитроумного Ангора отдохновином с долгодействующим снотворным, и тот все трое суток спал – так спокойнее. Сам карлик пил чаще всего простую воду. На четвёртое утро отдохновин кончился, Ангор окончательно проснулся, карета не двигалась, Пупса не было, дверца была заперта. Он отодвинул краешек занавески и приложил опухшее лицо к стеклу. Карлик стоял с бумагой и втолковывал что-то лупающему глазами безусому гвардейцу в чёрном мундире с красным бантом – скороходы и скороезды принесли уже сюда весть о революции. Ангор увидел три вулкана вдали и кусок моря за чёрными сопками.

– Всё ясно, – сказал он себе, – толстяковские рудники. Пункт № РАЗ. Меня привезли немножко поработать, подобывать секретную руду, чтоб я загнулся не сразу, а через годик. Спасибо, братец Исидорчик! Решил уморить младшенького с пользой для страны! – И Ангор захохотал. Он был так устроен, что почти никогда не чувствовал страха, будто был бессмертным. Тут Пупс вошёл в карету, и она тронулась.

– Разве мы не приехали? – насмешливо и тихо спросил Ангор, и стал сжимать и разжимать длинные пальцы, собираясь придушить предателя и бежать. Уж он-то знал, что такое рудники!

– Нет, мы не приехали, – сказал Пупс, мгновенно прочитав его мысли, – нам в Золотую долину. В Золотой долине хорошо! – И, дождавшись пока руки палача перестанут совершать свои страшные манипуляции и он переменит своё решение, прибавил, как бы с сокрушением сердца. – И как вы могли подумать такое…

– В Золотую долину, значит… – Ангор откинулся к стенке. – А, понятно… я ещё нужен… В Золотую долину… В золотую клетку, вот что!