…Скитаясь по городам и замкам равнинного Середневековья, артисты подкатили однажды вечером к зелёным крышам весьма знакомого Гистриону поместья. В это время он сидел рука об руку со Светлиной. Влюблённые голубки тихо ворковали. И вдруг сердце Гистриона защемило: прямо перед ним стояли, облитые красным закатом, три ржавые и кривые, до боли знакомые ёлки. Он уставился взглядом в эти ёлки, будто что-то припоминая, и вдруг стыд горячим потоком залил ему лицо.
– Кэт, – прошептал он.
– Я Светлина, – сказала Светлина.
– Это её родовое поместье. А я… я мерзавец! – он спрыгнул с повозки и побрёл в степь, и вдруг круто развернулся и побежал к зелёным воротам. У стражи он узнал, что о принцессе нет никаких известий, что король не умер, но постоянно болеет, и вряд ли королева разрешит давать представление.
– А, ну да, Ржавая Селёдка, – подумал вслух Гистрион. Кто-то из стражи заулыбался, а один даже хихикнул.
Артисты разожгли костёр и поужинали тем, что им распорядился выдать Могила, (помните такого?), который вышел лично поинтересоваться, что у него за гости. Он узнал Гистриона и недоумевал, как это принц работает циркачом в балагане! Хотя артисты и так откуда-то знали, что он голубых кровей, но тут уж вообще всё подтвердилось, а наивный Алекс думал, что это тайна.
Очарона куда-то пропала. Она никогда не рыскала по помойкам и всегда находилась рядом с Гистрионом и Светлиной, а тут, на ужине, её почему-то не было. С тревогой в сердце устроился под ёлкой на ночлег Гистрион. Со Светлиной за ужином он почти не общался. Теперь она подошла и присела рядом, но за руку, как обычно, не взяла. «Завтра мой день рождения, – сказала она ласково, – я приглашаю Вас, принц». Гистрион что-то невежливо буркнул и изо всех сил зажмурил глаза. Он думал о Кэт, о том, жива ли она, о своей любви к ней, и о том, как он едва не предал эту любовь!
А ночью в замке разразился скандал. Какая-то ворона проникла в покои больного короля. Говорят, что доктор, не подозревая этого, пронёс её в кармане халата. Как такое возможно?! А когда её обнаружили, она стала метаться над королевской постелью, громко стонала, как чайка, явно пытаясь тяжко болящего пробудить.
Потом её уже ловили в спальне королевы, где, согнав Селёдку с перины, порвала и перину и подушки, и устроила настоящую зиму из пуха и перьев.
А в бывшие покои принцессы Кэт, где сладко почивала её сводная сестра – новая наследница престола – влетела бесшумно, так что ребёнок даже не шелохнулся, и унесла – о, ужас! – какие-то драгоценности.
– Ворона кричала, как чайка? – всполошился карлик. – Это проклятая Очарона! Так она воровка! Надо сматывать, пока не выслали погоню!
…Погони не было, видно, Очарона не взяла ничего ценного. Но зачем она всё это проделала? «Пичушка-девчушка», – вдруг прожгло сердце Гистриона. – А вдруг э т а пичужка именно т а девчушка?!» А Очарона всё не появлялась. Может, её убили?!
…День рождения Светлины отмечали среди высоких и тонких берёз на весёлой полянке – она вся была усыпана белыми и синими цветочками с как бы нарисованными глазками и смеющимися ротиками. Берёзовую рощу выбрала Светлина. «Как у нас в Руссии», – сказала она. За рощей через небольшое поле виднелась река. Печальный Гистрион сбегал в поле и принёс имениннице ромашек и васильков, и сказал что-то хорошее, а затем отошёл куда-то в сторону, чтобы не расплескать своей печали. А голубоглазка немного всплакнула, может, потому, что эти полевые сорняки напомнили ей детство.
Очароны всё не было. И вдруг – она появилась! Вся какая-то помятая и потрёпанная, и с выщипанными перьями, она тяжело опустилась перед Гистрионом и выставила вперёд клюв. В клюве было кольцо.
– Ах ты, дрянь! – подскочил к ней Закусь. – И впрямь украла драгоценность!
Но Гистрион так на него глянул, что тот мигом ретировался.
Гистрион взял кольцо. Оно было серебряное с небольшим изумрудом, и надписью. Надпись была краткой: «Кэт». Гистрион прижал кольцо к губам, пристально посмотрел на Очарону, и вдруг заметил, что глаза у неё не просто карие, а один чуть потемнее, другой чуть посветлее, «кажется такие же были… или мне изменяет память?!»
«Пичужка, – девчушка». В волнении он отошёл в сторонку, как бы приглашая Очарону за собой. Он стоял у берёзы, она сидела на суку, глядя на него своим карим глазом, светлым.
– Ты – Кэт? – тихо спросил он. – Ты заколдованная Чалтыком Кэт! – уже утвердительно сказал он. – Но как, как мне тебя расколдовать?!
И вдруг птица жалобно, по-чаячьи, закричала, и, оторвавшись от сучка, как-то странно кувыркаясь в воздухе, полетела, а точнее, её понесло будто бы сильным ветром, хотя было тихо и безоблачно, потащило Очарону куда-то через рощу и поле, и может быть, даже за реку.
«Это была Кэт, и я опять её упустил!» Сердце Гистриона сильно билось, в руке он сжимал кольцо. Поцеловал его и надел на мизинец. Наверное, кольцо было подарком Смешного короля своей незадачливой дочке. «Не может быть! Она должна вернуться!» – стучало, как стих.